Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

Вино! - вспомнил Петр.

И действительно, прекрасный метод расслабиться, отключиться хотя бы на время от суеты последних дней, от тяжких дум - посидеть наедине с бутылкой обещающего быть хорошим вина. Зашагал в сторону административного корпуса, предвкушая ожидающие его "винофильческие" радости: сдержанный хлопок пробки, наслаждение запахом букета, тяжесть бокала в руке, блаженное послевкусие...

Не дали.

Поперек газона, прямо по траве к нему бежал Латынин - помощник, бывший капитан, совершенно незаменимый человек, находящийся в курсе почти всего, что знал мистер Оруэлл касательно Службы безопасности Храма. Петр обезвоженным нутром понял, что вино его сегодня не дождется - нюх на плохие новости, по крайней мере, подсказывал именно это.

– Мистер Оруэлл! То пятно... - Латынин запыхался.

– Пятно? Что пятно? - Вино точно подождет. - Оно... возле ворот!

Без команды "бегом!", синхронно - выучка! - Латынин и мистер Оруэлл метнулись к воротам, где уже стояла, ожидая приказаний, группа быстрого реагирования и куда сбегались свободные от дежурств охранники.

Выстроившись на отражение любой атаки, открыли ворота. Туманное облачко сизого непрозрачного дыма медленно колыхалось, касаясь земли в десятке метров от людей. На расстоянии определить фактуру и плотность вещества не представлялось возможным - это не было похоже ни на что. Бойцы стояли Молча, гадая каждый свое.

Есть только один метод узнать...

Петр, решительно раздвигая стоящих плечо к плечу бойцов, Двинулся к дымчатой загадке.

– Мистер Оруэлл! Вы куда? - Субординация не позволила охранникам ухватить и остановить босса, а когда таки решились, он был уже на расстоянии шага от серого сгустка.

От того веяло холодом - это все, что Петр-человек мог сказать о своих ощущениях. Чувства Петра-паранорма в растерянности молчали.

Один шаг. Позади остается странно оборвавшийся окрик:

– Мистер Ор...

И сразу же другой, до дрожи знакомый голос, спокойно:

– Мастер Петр! Знаешь, а я рад тебя видеть!

Черно-серое небо стало еще более черным и, казалось, опустилось ниже ближе к черно-серой земле. Или не земле?.. Петр не мог назвать то, на чем они сидели, землею: все-таки понятие это обязательно ассоциировалось с маленькой голубой планеткой, вращающейся вокруг тоже маленькой раскаленной звездочки по имени Солнце. А здесь ни намека на солнце - пусть даже со строчной буквы! - не обнаруживалось. Свет - и он какой-то серый - вырывался из-за далекого горизонта и тускнел, удаляясь к зениту, как будто Петр, его визави и всё кругом находилось на огромной и плоской крышке некоего абажура, а тусклые электрические лампочки были кем-то ввинчены под ним. Кем ввинчены? Богом?.. Нет ответа, нет и не будет. И тот черный, словно расплавленный и опять застывший камень - или все же стекло? - который, собственно, и являлся поверхностью абажура, не походил ни на что земное. Там, где Ханоцри прятал детей, - как рассказывали и Иешуа, и Мари, - там все было понятнее и привычнее глазу: почва, трава, здания, небо, ветер. Ну, может, тоже не совсем Земля, Не родная, обжитая, исхоженная и излетанная, но вполне легко представить себе ее неким вариантом привычного мира в иных пространственно-временных координатах. И бедняга Нгамба тоже Не слишком удивлялся тому, что увидел позади пятна. Что увидел, о увидел? Своего рода действительность. Трудно воспринимаемую, но реальность. Параллельный мир. Здесь, но - не здесь.

А это - вообще не здесь. Ничего параллельного!..

Или у Петра не хватало - вот ведь вдруг! - умения признать Реальным фантастическое?..

Да, кстати - о Нгамбе!

– Это что же, Дэнис, - озабоченно спросил ен, - мы е вами тоже постареем? Как Нгамба?

Как будто он и не удивился, встретив именно бывшего босса в ином мире, в ином измерении, как будто он только и ждал его, прямо-таки рвался на встречу, чтобы задать единственный мучивший его вопрос. И задал.

Дэнис, комфортно устроившийся на стеклянно-каменной поверхности полулежа, опершись на нее локтем, а ладонь подложив под голову - ну прямо как на травке где-нибудь под Довилем, засмеялся в ответ:

– Я себе не враг, Мастер. В этом мире время идет с той же скоростью, как и в нашем родимом. Если как и отличается, то минимально. Здоровью не вредно, я своим спецам верю.

– Значит, есть спецы и по иным мирам? - спросил Петр, усаживаясь на "абажур" по-турецки или, если угодно, по-йоговски - скрестив ноги кренделем.

– Всякие есть, - уклончиво сказал Дэнис. - А какие тебе нужны?

– Такие, чтобы вернули Нгамбу в прежнее состояние.

– Омолодили, что ли? - хохотнул Дэнис. - Такие, дорогой Мастер, мною пока не придуманы. За полной ненадобностью. Состарюсь, стану слабым и вздорным старикашкой - придумаю. А Нгамба... Да не стал бы я его омолаживать: во-первых, мужик противный, склочный, а во-вторых, тебе - урок. Впредь не будешь работать против Службы, которая, между прочим, сделала из тебя человека.

– Человека из меня сделали мама и папа. А против Службы я не работаю. Что мне до нее? Было и сплыло. Считайте меня, Дэнис, уволенным по собственному желанию.

– От нас по собственному желанию не уходят, Петр, и ты это знаешь отлично. От нас по собственному желанию выносят, фигурально выражаясь, вперед ногами. Но такой финал вряд ли тебя устроит. Как и меня, впрочем.

– Вас-то почему?

– Потому что - при всем уважении к твоим маме и папе - именно я считаю себя автором произведения под названием "Мастер Службы Времени". Именно в Службе твои способности развились до степени, которая позволила тебе стать одним из силь нейших. Не самым сильным, нет, но одним из. Именно Служба дала тебе возможность и право заниматься делом, которое ты любишь... или любил, по крайней мере... более всего в жизни. Это не только мое мнение - это и моя информацияо тебе.

– "Колпак" Дэниса?

– Да как ни назови!.. Плохим бы я был шефом самой могущественной и самой таинственной в современном мире структуры, если б не знал всего о тех, кто суть ее руки. Или, точнее, щупальца. Подчеркиваю: всего! С кем спишь, что ешь, о чем думаешь, что видишь во сне, что запланировал на завтра или на будущий год, в чем и как решил навредить мне...

– Лично вам?

– Я, милый дружок, эту Службу с пеленок растил, холил, формировал. Я-ее папа и мама, если воспользоваться твоими терминами. Иначе: Служба - это я.

– Был во Франции в семнадцатом веке такой император - Людовик Четырнадцатый...

– Государство - это я? Слыхал, знаю. Милый был император, куртуазный, что и говорить, но ведь неудачник, как и большинство из них. Как и Наполеон, кстати, который тоже не сумел просчитать все возможные варианты судьбы...