Сергей Гончаров - Бездна

- Тут недалеко, - пояснил он, - практически мы уже на взлётном поле, нужно только дойти до прибывшего сегодня утром корабля класса "Ихтиохот", который сейчас разгружается.

Антон с удивлением оглядывался. Он ожидал увидеть огромное поле со множеством замерших в ожидании дальней дороги или только что прибывших космических кораблей-парусников самых разных величин и очертаний. Видимо накрепко засели в голове романтические образы из прочитанных в детстве фантастических книжек. Но в нынешней реальности ничего подобного не было. Были строения непривычной формы из камня и металла, были блестящие, чуть ли не зеркальные кляксы на земле - широкие и неровные, словно чудовищные великаны выплёскивали с огромной высоты целые озёра из ртути, были решётчатые ограды, из которых складывались целые лабиринты. Космических кораблей не было. Почти не было и обслуживающего персонала с обслуживающей техникой. Изредка, пока Ричард, Антон и сопровождавший Наместника Ву Хара двигались вдоль строений, блестящих клякс-озёр и оград, попадались молчаливые фигурки ханкарцев да пару раз мелькнули между строениями схоллы - высокие вездеходы на щёточном шасси.

Впрочем, Ричард всё объяснил. Оказывается, основная жизнь космодрома проходила под землёй. Там были ангары, там были склады, там работала большая часть персонала космодрома. Снаружи оставались лишь незначительные подсобные помещения. А блестящие неровные кляксы, расплывшиеся по поверхности земли - не что иное, как огромные люки, через которые парусники на антигравитационной тяге (или гравитационной - как кому нравится, так тот и называет) выходят из-под земли на стартовые позиции.

- Под землю нам нельзя, - сказал Ричард, - но сейчас ты увидишь самый мощный боевой корабль Империи - "Ихтиохот". Он разгружается на поверхности, поскольку подземелья оказались не в силах принять такой большой корабль.

Они наконец вышли на широкую площадь, и Антон сразу растерялся слишком резким был переход от полупустых улочек, которые они только что миновали к этому бурлящему муравейнику из чёрных фигурок ханкарцев и всевозможной техники. Среди же всего этого кипучего скопища возвышалось грандиозное и грациозное тело этонного парусника "Ихтиохот". Округлые палубы, очерченные цепочками литационных дюз, нависали одна над другой, башни сублитарных пушек выходили далеко на изящно изогнутых держателях и только оставалось удивляться, как они не рухнут на головы суетящихся внизу ханкарцев видимо, они страховались локальными гравитационными полями. Нос корабля был приподнят резкой ступенькой и усеян несметным количеством антенн и совсем уж непонятных и незнакомых Антону приспособлений. Корабельный хвост также поднимался вверх, но уже плавно, с загибом за спину, образуя ещё одну - самую верхнюю - палубу. И всем своим обликом напоминал этот красавец "Ихтиохот" выброшенную на берег рыбу, выгнувшуюся в предсмертном поиске родной стихии воды. Антон, никогда прежде воочию не видевший этонного парусника, тем более такого мощного и огромного, замер, зачарованный зрелищем.

- А вон и обратный груз, - сказал рядом Ричард и указал рукой куда-то в сторону от толпы суетящихся вокруг парусника ханкарцев.

Антон посмотрел в том направлении и вдруг увидел большую колонну людей, медленно двигающуюся между двумя решётчатыми оградами. Ханкарцы-охранники загоняли колонну в обширное огороженное пространство, где люди оставались предоставленными сами себе - бежать они всё равно не могли.

- Этап, - коротко пояснил Ричард. - Им посчастливится покинуть Землю на самом прославленном корабле Империи...

Теперь уже Антона не прельщали грациозные очертания имперского парусника - не отрываясь, он глядел только на тех несчастных, кому предстояло в ближайшие часы уйти с родной планеты. Уйти в неизвестность. И пусть это преступники (в чём, собственно, сейчас, после встречи с Кассандрой, после разговора с Ником в столовой и после знакомства с Трофимовым, Антон уже и был не так уверен, как, например, сегодняшним утром), но всё равно...

К Ричарду тем временем подошёл одетый в боевой панцирь ханкарец и они о чём-то разговорились на каркающем неприятном языке пришельцев. Воспользовавшись этим, Антон медленно, бочком, стал отодвигаться от своего спутника в сторону пленников-землян. Он должен был увидеть вблизи их лица, должен.

Помимо мужчин были в этапе и женщины, и старики, и даже дети. В чём могли все эти люди провиниться перед новыми властями, особенно дети, Антон понять был не в силах. Он остановился по другую от пленников сторону ограды и смотрел на них во все глаза. Они, впрочем, совсем не обращали на него внимания, видимо, прежде, чем попасть на космодром, они уже изрядно поскитались по подобным пересылкам и привыкли к пристальным глазам охранников - и охранников-ханкарцев, и охранников-соотечественников. Большинство пленников улеглись прямо на земле, подложив под голову нехитрые свои пожитки, и, видимо, уснули. Но многие сидели, сбившись в кружки или в одиночку, разговаривали, думали о чём-то своём. Дети до неестественности были молчаливыми, не плакали, не играли и даже разговаривали, кажется шёпотом. И совсем неясно было, сами по себе эти ребятишки или же идут по этапу вместе с родителями.

Неожиданно из группы невольников поднялась фигура и направилась прямо к Антону. Человек шёл, сильно горбясь, шаркая по земле ногами, но что-то в его походке было Антону знакомо. Он подошёл совсем близко, и тут Антон, обмерев сердцем, вдруг узнал в этом заросшем измождённом старике своего отца.

Они стояли, разделённые тремя шагами пространства и решётчатой оградой, и молча смотрели друг на друга. Конечно, отец узнал собственного сына. И конечно же, он понял всё. Но он молчал, и Антон был бесконечно благодарен ему за это молчание - Орехову-младшему хватало сейчас и одних этих глаз, глядевших на него. Без упрёка, без осуждения, без удивления даже. С одной лишь безмерной, безграничной тоской и насмешкой.

Потом послышались резкие команды ханкарцев, и невольники стали подниматься с земли, строиться в колонну. Орехов-старший отвернулся от сына и побрёл назад в толпу своих товарищей по несчастью, а Антон никак не мог оторвать взгляда от ссутулившейся, но такой знакомой спины своего отца.

***

На обратном пути в Екатеринбург Ричард был хмур и неразговорчив. Не отрываясь, глядел он на дорогу и о чём-то напряжённо размышлял. Антон, впрочем, был только рад, что у его спутника такое настроение - самому Орехову тоже сейчас было не до разговоров. Он вроде бы и видел проносящиеся за окнами гравимоба пейзажи, вроде бы и слышал тихое урчание гравитационного двигателя, но при этом казалось, будто происходит всё это во сне, а явь - это тоскливые и насмешливые глаза отца. Тоскливые и насмешливые.