Фантастика, 1966 год. Выпуск 3

– Ты слишком близко принимаешь все к сердцу, - сказал Гард. - Тебя так надолго не хватит.

– Что было дальше? - медленно произнес репортер, словно не слыша последних слов Гарда. - Миллеры вполне созрели для решительных действий. Понимаешь, Дэвид, - он повернулся к инспектору, - это почти то же самое, как в одном человеке идет борьба с самим собой, и вот он однажды решает, что пора подвести черту. Быть или не быть, в конце концов это каждому рано или поздно приходится решать. Но когда мы подводим черту для себя, мы можем убить мысль, оставив плоть живой. У них же плоть оказалась неотъемлемой от мысли… Убийство было, Гард, и ты это прекрасно знаешь!

– Но юридически…

– Но юридически его не было, если Миллер жив, а наличие двойников нигде не зафиксировано?

– Однажды я уже слышал это, - сказал Гард.

– От Дорона, - спокойно добавил Честер.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю все. С того момента, как появился Двойник, и до того момента, как тебя вызвал Дорон. Он тебя вызывал?

– Но при этом никто не присутствовал.

– И он говорил с тобой?

– За последние три года я впервые позволяю себя допрашивать. Да, говорил, две минуты.

– Вполне достаточно, чтобы сказать: “Инспектор Гард, зарубите себе на носу…” - Но про Двойника он мне ничего не говорил.

– А ты у него спрашивал? Дорон привык иметь дело с теми, кого уже трудно превратить в людей, потому что святой Франциск давно обратил их в бессловесных скотов…

– Фредерик!

– Что было дальше, Дэвид? Была ночь. Дежурный сказал, что это случилось где-то около двенадцати. Но их последняя встреча началась часом раньше. Целый час они сидели в креслах друг перед другом, пили вино и сжимали в карманах пистолеты. В сущности, Гард, они не были врагами, потому что человек не умеет быть врагом самому себе. Непримиримы были их планы! Одинаковое прошлое - и взаимоисключающее будущее! Это трагедия, Гард, трагедия нашего века - я не взял бы на себя обязанность адвоката, если нужно было бы защищать оставшегося в живых… Дурацкая жизнь, если она может до такой степени искалечить психику человека, что нередко и без двойников мы сами себя не узнаем! Да, Гард, они были умными людьми и наверняка думали обо всем этом в тот последний час. Впрочем, тогда уже ничто не имело для них значения - ни открытие, ни установка, ни Аргентина, ни даже Ирэн. Они еще произносили какие-то слова, но только для формы, боясь спугнуть жертву. Ведь каждый из них думал, что лишь он замыслил убийство, и жертва об этом даже не подозревает! Вот почему, Гард, они, не сговариваясь, выстрелили одновременно и даже несколько неожиданно для себя, хотя оба стремились к такому финалу, - они выстрелили сразу же после того, как одновременно поняли, что оба пришли убивать. А сначала… Сначала они наивно искали повода вытащить друг друга из кабинета, из этого института - куда-нибудь на улицу, в темноту, чтобы можно было сбросить труп в канаву, или в реку, обезобразив предварительно лицо… Это страшно, Гард, это чудовищно, но представь себе:

“- Ах, как хорошо сейчас на свежем воздухе, профессор!

– Где-нибудь у реки…

– Цивилизация скоро задушит природу.

– А помните, как мы в детстве мечтали попасть на необитаемый остров?

– Вместе с рыжей химичкой Лерой Вудворд?

– Нет, еще раньше. Правда, тогда у нас была… Роза Мэрфи! Она жила в соседнем доме.

– И тоже рыжая! Нам с вами везло на рыжих, коллега.

– Какая славная пора!

– Так выйдем на воздух?

– Пожалуй…” Разговор современных убийц… В недалеком будущем, Гард, прежде чем покончить со своими жертвами, убийцы будут, как фотографы, говорить: “Простите, можно попросить вас чутьчуть повернуть голову - вот так? Смотрите в эту точку. Подбородочек повыше, это выглядит эстетичней. И пожалуйста, повеселее взгляд. Отлично!” - а затем: “Спокойно, стреляю!” Знаешь, что испортило им все дело? Вызов дежурного. Не нажми Миллер кнопку, мы ничего не знали бы о происшедшем. Ни мы, ни весь мир…

– Ты думаешь, - сказал Гард, - что мир об этом узнает?

– Иначе, какой смысл в том, что это случилось?

– От тебя?

– Да, от меня. Чего бы мне это ни стоило. И очень скоро!

– А почему ты считаешь, что именно Миллер вызвал дежурного? И зачем?

– Потому что Миллер… Видишь ли, он позволил себе поиграть с Двойником в кошки-мышки. Ты обратил внимание, Гард, на то, что Миллер почти во всем был нерешительнее Двойника? Он, а не Двойник сидел в шкафу, он прятался на полигоне, он жалко выглядел перед Ирэн, он не принимал решительных мер… Я не знаю, почему так происходило. Возможно, потому, что человек, творящий зло, всегда решительней человека, творящего добро. Зло более прямолинейно, оно грубее, целеустремленней…

– Но добро все же сильнее, Фред.

– Только в итоге. И не всегда. Так вот, Дэвид, дежурного вызвал тот из них, у кого прежде сдали нервы. Миллер незаметным движением - спинкой кресла, чуть откинувшись назад, - нажал кнопку вызова дежурного. Когда раздались бы шаги по коридору, он сказал бы Двойнику: “Сюда кто-то идет. Прячьтесь в шкаф!” - и настоял бы на этом со всей решительностью, которой ему прежде так не хватало. Он еще не знал в тот момент, что Двойник тоже пришел убивать. И он рассчитывал не просто пошутить над Двойником, а получить при этом хоть крохотное подтверждение собственной решимости и воли, без которых его палец не смог бы нажать на курок. Но дежурный не появлялся! А повторный вызов уже не прошел незамеченным. И вот тут-то в течение каких-то секунд, словно спрессованные обстоятельствами, разыгрались трагические события.

“- Зачем вам дежурный, Миллер? - резко спросил Двойник.

– Чтобы вы сели в шкаф! - так же резко и прямо ответил Миллер.

– В шкафу проще убивать?

– Проще на улице!” Вызов был принят. Они все поняли. Они уже не сидели.

Они стояли посреди комнаты. Они смотрели друг другу в глаза, но, как боксеры, видели все, что делают их руки.

Два выстрела слились в один.

Остальное ты знаешь, за исключением некоторых подробностей.

Убийца, перешагнув труп, вышел из кабинета. В любую секунду могла открыться дверь. Правда, у него оставалась возможность убрать дежурного, но это было уже слишком, и он понимал, что убийство дежурного юридически не оправдаешь.

И действительно, они столкнулись почти у самых дверей кабинета.

“Вы давали сигнал?” - спросил дежурный.

Он ничего не ответил, он был взволнован, и, кроме того, ему было некогда.

Через семь минут его машина остановилась у дома, где живет Дорон. От института до этого дома ровно семь минут езды по ночной улице. Это был тот случай, когда разговор с Дороном должен был состояться не по телефону, и немедленно, поэтому он рискнул прийти к нему прямо в дом и поднять с постели. А не прийти не мог: в кабинете лежал труп, надо было предупредить события. Еще через десять минут Дорон выехал в институт. Ты помнишь машину, которая, сверкнув фарами, въехала во двор института, когда мы, допросив дежурного, выходили из здания? Это был Дорон.