Убить бога. Сборник научно-фантастической прозы США

Свет сзади пропал. Но Кэрмоди был чужд сомнений. Он действовал по своей воле, у него была цель.

Он шел очень медленно. Шаг за шагом преодолел половину пути, часто останавливаясь и прислушиваясь. И наконец, когда он уже решил, что кружит на месте, нога его коснулась чего-то твердого. Он опустился на колено и ощупал преграду рукой. Это была первая ступень. Он прислушался. Все было спокойно. Тогда Джон стал взбираться наверх, пока не добрался до трона Бога.

— Посмотрим, — пробормотал он. — Кресла смотрят в сторону прохода. Значит, если я пойду прямо, то доберусь до маленькой двери в стене. А там.,

А там, как говорили ему, находится Арче Убунтэ, Святая Святых. Чтобы попасть туда, надо войти в эту дверь. Туда допускались только посвященные. Высшие жрецы и жрицы, государственные деятели и, конечно, прошедшие Ночь Света.

Это была зала, где свершались главные таинства. Именно здесь, если верить легенде, родились Иесс и Алгули. Здесь являлась иногда сама богиня Бунт. И здесь она становилась супругой Семи праведников или Семи грешников, чтобы вновь родить кого-либо из своих сыновей.

Дверь никогда не запиралась. Ни один абориген, который не ощущал себя достойным, не осмеливался войти туда. Даже избранные при входе подвергались страшной опасности.

— Богиня не очень привередлива в еде и часта голодна, — гуляла по планете пословица. При этом произносивший ее делал жест, спасающий от гнева Бунт.

Сначала Кэрмоди был убежден, что религия этого мира, как и все религии Галактики, основана на обмане и суеверии. Теперь уверенность в этом уступила сомнению. На этой планете происходило слишком много такого, чего не могло произойти нигде.

Его рука коснулась стены. Камень был теплым. Чересчур теплым. Как будто с обратной стороны пылало пламя. Он толкнул, и стена поддалась. Открылась дверь. Там тоже царил мрак.

Он долго стоял, придерживая дверь и не решаясь войти, но не желая и оставаться. Может быть, там западня?

— Черт побери! — прорычал он. — Все или ничего!

Он распахнул дверь и вошел. Тотчас за сю спиной мягко, почти беззвучно, сомкнулись створки. Путь назад отрезан.

Сначала он хотел включить фонарик, чтобы видеть опасность и парировать ее первым. Но затем счел это глупым. Не стоит обнаруживать себя. Нужно двигаться в темноте, она его союзник. Он — кот, остальные — мыши.

Кэрмоди медленно двинулся вперед, прислушиваясь через каждые три шага. Но тишина была абсолютной. Он слышал только пульсацию крови в своем теле и биение своего сердца.

— А может это Его сердце?

Звуки были похожи на бой далекого барабана, обтянутого мягкой кожей. И эти звуки приближались к нему.

Он попытался определить источник звука. Может, это фантом? Или какая-то машина, в которой ритмично движется поршень? А может быть, подумал он, это комната просто резонансная камера, где воспринимаются и усиливаются звуки его собственного сердца?

Нет, это абсурд.

Тогда что это?

Движение воздуха охлаждало его потное лицо. В комнате была ровная температура, но дышал он так, будто ему было очень жарко, и в то же время озноб охватывал все его тело. Более того, он ощущал странный запах, он представлял смешение запаха древности, каменных стен и чего-то еще незнакомого и тревожного.

Кэрмоди беззвучно выругался и остановился, стараясь подавить дрожь. Ему это удалось, но теперь сам воздух вокруг него завибрировал. Может, это тот самый эффект, с которым он уже сталкивался? Эффект, когда воздух начинал сгущаться и как будто превращался в зеркало. Неужели Мэри снова возникнет перед ним? В этом мраке?!

Но он тут же усмехнулся.

— Я прикончу ее, — подумал он. — Прикончу. Так, чтобы ей не из чего было воскресать.

Не заботясь более ни о чем, он достал фонарик.

Тонкий луч прорезал темноту и уперся в стену. Он провел лучом по комнате. В круге света оказалась каменная статуя. Огромная обнаженная женщина шестидесяти футов высотой с большим количеством разбухших от молока грудей. Одной рукой она извлекала из своего чрева младенца, другой прижимала к себе второго.

Первый плакал от ужаса. И было чему пугаться: острые клыки мамаши явно нацелились на его шейку. Лицо богини было прекрасным пособием для психиатра, изучающего феномен раздвоения личности. Например, глаза: первый, — взирающий на плачущего ребенка, был страшен, второй, полуприкрытый ресницами, спокойно, с материнской любовью смотрел на второго ребенка. Одна сторона ее лица — воплощение любви, другая — кровожадной свирепости.

— О’кей, — пробормотал Джон Кэрмоди. — Так вот она какая, великая богиня Бунт. Зловонный идол грязных язычников.

Луч фонаря опустился. Каждую из ног обнимали двое детей лет пяти, если судить по их размерам. Иесс и Алгули. Оба смотрели на мать со страхом и надеждой.

Он повел лучом дальше. Луч осветил каменный алтарь, наполовину прикрытый тёмно-красной бархатной тканью. В центре алтаря высился громадный золотой канделябр. Его круглое основание было выполнено в виде свернувшейся в кольца змеи. Свечи в канделябре не было.

— Я ем ее, — сказал мужской голос.

Кэрмоди повернулся и чуть не нажал на курок. В круге света оказался человек, сидящий в кресле. Он был огромен, массивен, лицо его было красиво даже по земным понятиям.

Он был очень стар. Его прежде голубые волосы поседели, лицо и шея иссечены морщинами.

Он откусил очередной кусок от наполовину съеденной свечи. Его челюсти энергично двигались, а взгляд устремлен на Джона.

Землянин остановился в нескольких ярдах от старика:

— Полагаю, что ты и есть великий бог Иесс?

— Ну ты и нахал, — ответил человек. — Но я отвечу на твой вопрос. Да, я Иесс, но не надолго.

Кэрмоди решил, что человек не так уж опасен, и снова повел лучом фонарика по залу. В конце него он увидел арку и ступени, ведущие вверх. Там, на высоте сорока футов вдоль стены тянулась галерея, на которой могло бы уместиться с полсотни зевак. В другом конце была такая же лестница и такая же галерея, и все.

— Ты Иесс или обманщик? — опомнился Джон.

— Я действительно Иесс, — старик снова отхватил кусок свечи.

Вздохнув, он продолжал:

— Сон моего народа тревожен. Их мучают кошмары. Чудовища рождаются в глубинах их сознания. В противном случае ты бы сюда не смог добраться. Кто знает, что увидит эта Ночь? Может, торжество брата моего Алгули? Он давно сгорает от нетерпения в долгом изгнании, — он взмахнул рукой, — если, конечно, это будет угодно матери.

— Мое любопытство может мне дорого обойтись, — рассмеялся Кэрмоди, но тут же осекся: смех, отражаясь от стен, вновь возвращался к нему, как будто зал хохотал над ним.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Иесс.

— Ничего особенного, — ответил Кэрмоди.