Сергей Лукьяненко - Атомный сон (Cборник)

– Молчишь? Хорошо… Смотри! Не отводи взгляд!

Я нагнулся над умирающим. У него было простое, грубое лицо, сейчас все перекошенное от боли. Достав нож, я распорол на Брате Господнем рубашку, обнажая грудь. Посмотрел на уцелевшего. А, проняло… В глазах монаха зажегся ужас. Дикий ужас.

Я воткнул нож своим обычным ударом по левому краю грудины, между вторым и третьим ребром. Резко дернул лезвие к себе, распарывая грудь.

Ребра ломались с неприятным влажным хрустом…

Отодвинув рукой вздрагивающие сизовато-серые легкие, я взял сердце.

Рассек сосуды – кровь хлынула так, что у меня намокли рукава. Снова посмотрел на живого монаха.

– Не отводить взгляд!

Сердце было скользким, оно пульсировало и переливалось в ладонях. Я ощутил знакомое солоноватое тепло.

– Нет!!! – закричал Майк.

У Брата Господнего дернулась щека. Веки у него по-прежнему были открыты, но взгляд утратил четкость, глаза ушли в сторону. Он то ли потерял сознание, то ли впал в транс – монахи это умеют.

Я взглянул на кровавый комок у себя в ладонях. Не зверь же я, чтобы жрать сырое мясо… Драконы едят человечину и пьют кровь не потому, что им это нравится. Людоедство – высшая форма страха, надежнейшее средство внушить ужас… А этот монах и так парализован страхом.

Выпустив сердце из рук, я ударил монаха по лицу. Тот вздрогнул, приходя в себя.

– Сейчас ты пойдешь в свой монастырь. Найдешь настоятеля и скажешь, что я приговорил его к смерти. Скажешь, что до больших дождей я узнаю вкус его крови. Понял?

Лезвием ножа я легонько полоснул его по лбу. Он вскинул руки, защищая глаза. Я полоснул еще раз, накрест.

– Иди.

Он уходил шатающейся походкой и, прежде чем исчез за деревьями, дважды упал. Я повернулся к Майку:

– Крест на лбу – знак отсроченного приговора. Теперь любой дракон, который встретится ему, исполнит приговор.

По закаменевшему лицу Майка прошла судорога.

– Отсроченный… – бесцветным голосом повторил он. – Приговор?

С ним творилось что-то непонятное. Сквозь мальчишескую браваду проступала жесткая, непреклонная твердость. Так выглядывает монолитный бетон из-под осыпавшейся штукатурки.

– Идемте, Драго…

Неужели так просто?

Я не ответил. Подошел к ручью и с наслаждением умылся. По воде пошли мутные красные разводы. Мерзко мне было почему-то. Может быть, оттого, что в этой короткой схватке победил не я, дракон, а «щенок» Майк? Я растянулся возле ручья, уткнувшись лицом во влажную, пахнущую землей и перепрелыми листьями траву. Услышал, как захрустели ветки – это Майк сел шагах в пяти от меня. Майк, а не «щенок»! Будущий дракон Майк!

Неужели все так просто? Неужели Майку хватило этой встряски, чтобы в нем проснулся дракон? И поразившая меня решимость, вырвавшаяся из мальчишки, как стальная пружина из ветхого футляра, – это решимость дракона, расстающегося с человеческой шкурой.

У каждого есть свой миг, когда он превращается в дракона. Обычно это миг страха, нестерпимого, до дрожи в коленках, до холодеющих пальцев, когда желание жить вытесняет все. Когда смерть впервые оказывается рядом, и ты расстаешься с глупой детской верой в собственное бессмертие. Когда не умом и не сердцем, а жалким, трясущимся телом осознаешь – нужно или выжить, или остаться человеком…

Я такую минуту пережил давным-давно, еще когда Элдхауз повел нас в первый набег на крошечный, беззащитный поселок, и Джереми, сволочь Джереми, паскуда Джереми, на моих глазах расстрелял не сумевшего снять часового пацана. Даже имени того мальчишки я сейчас не могу вспомнить, лишь крутится в памяти хмурое, вечно сосредоточенное на чем-то своем лицо.

Я тогда перенес шок и не мог говорить – к горлу словно прилип холодный комок, не дающий произнести ни слова. Меня дразнили все, или почти все.

Лишь Рокуэлл и тот мальчишка никогда не смеялись… Увидев, как Джереми расстреливает его, я словно проснулся. Именно с того момента у меня ясные воспоминания о детстве. Негромко хлопает пистолет; отходя назад, щелкает ствол; быстро наплывает едкая пороховая гарь… На лице Джереми не то оскал, не то улыбка… А мальчишка крутится на снегу, дергаясь от каждой пули, и кровь темными фонтанчиками плещет на снег, оставляя в нем длинные ровные проталины. В ту секунду я понял – точно так же смогу корчиться под пулями и я сам. Если не заставлю каждого встречного джереми вздрагивать от одного моего взгляда… И почти сразу узнал, как этого добиться.

Достаточно превзойти их в жестокости. Достаточно выместить свой страх на ком-то еще более испуганном и беззащитном, вроде той несчастной девчонки в захваченном нами доме. Запредельная жестокость в первую очередь ужасает любителей жестокости в меру .

Прошелестели листья, чавкнул мокрый песок на берегу ручейка. Даже ветерок дохнул от прыжка огромного тела. Принц с жалобным повизгиванием ткнулся в мое плечо. Я перевернулся, посмотрел в бегающие от стыда глаза.

– Нас могли убить, Принц.

Принц растянулся на траве, вскинул лапы кверху. Делай со мной что хочешь, хозяин, вот мое беззащитное брюхо. Виноват…

– В чем дело, Принц?

По затылку трахнула чугунная кувалда. Принц послал мне «картинку»: разноцветный, непривычно окрашенный мир. Я с трудом узнал то место, где мы находились. Сероватая полоска ручья, пестрые, многоцветные берега, усыпанные яркими пятнами. На берегу виднелись два радужных силуэта. Я и Майк? От нас по воздуху тянулись кроваво-красные, бледно-зеленые, синевато-стальные нити. А в сторонке лежали два абсолютно бесцветных, почти неразличимых человеческих силуэта…

Что это? Я посмотрел на Принца, на его подергивающийся, влажный нос…

– Принц! Они… не имеют запаха?

Принц радостно взвизгнул. Трудно поверить, что его чудовищная глотка способна издавать такие звуки.

Я смотрел на коченеющие трупы, переваривая полученную информацию.

Запах… Как можно его уничтожить? Такого еще не было. Нас с Принцем ослепили, оставили безоружными. Орден Братьев Господних взялся за осуществление своей давней угрозы – очистить леса от драконов. И на этот раз у него есть шансы победить.

Это был самый странный и, наверное, самый счастливый месяц в жизни Драго. Пещера на берегу Биг-ривер, где он соорудил свое логово, превратилась в подобие жилого дома. Каждый вечер теперь он стремился вернуться назад, к странной девчонке, убежавшей от монахов и оставшейся с драконом…

В первый вечер Драго ушел в лес. Ушел, сам не понимая, зачем это делает, после того как накормил девушку и перевязал ее рану. До утра он бродил, не в силах уснуть, и все пытался придумать для себя оправдание.

Уже в предрассветной сумеречной полутьме, на узкой лесной дороге, остановил фермерский обоз. Автоматически рылся в вещах, почти не глядя на полуживых от страха крестьян. На телегах аккуратными рядами лежали мешки с зерном и мукой, прикрытые от росы мутными обрывками полиэтиленовой пленки.