Филип Дик - Нетелепортируемый человек

Но предложение, сделанное Ферри с помощью своего двойника, Рахмаль оценил. ОНО было сделано без какого-либо подвоха.

— А теперь отправимся на Луну, — произнес Доскер. — Как ваш советник, я говорю вам…

Он опустил руку, резко обхватив запястье Рахмаля.

— Проснитесь. С этими двумя балбесами все станет в порядке, как только им введут атропин. Они вовсе не мертвы. Потом их переправят на корабль ТХЛ, выключив его поле, конечно. Вы и я отправляемся на Луну, на «Омфалос», как будто ничего и не случилось. Или, если вы не хотите, я воспользуюсь картой двойника, которую он мне передал, и на две недели исчезну в межпланетном пространстве, где ТХЛ не сможет выследить корабль. Даже если вы не хотите, я это сделаю.

— Но, — пустым голосом произнес Рахмаль, — кое-что случилось. Предложение было сделано.

— И это доказывает, — начал Доскер, — что ТХЛ желает пожертвовать многим, лишь бы удержать вас от этого восемнадцатилетнего путешествия к Фомальгауту, к Китовой Пасти. И… — Он пристально посмотрел на Рахмаля. — Все-таки что заставляет вас МЕНЬШЕ интересоваться тем, как «Омфалос» достигнет непомеченного картами района космоса, где ищейки Ферри не смогут…

«Я мог бы спасти «Омфалос», — подумал Рахмаль. — Но человек, сидящий рядом, прав: конечно же, это означает, что остановиться он уже не может; предложением Ферри доказывало необходимость восемнадцатилетнего полета.

— Но компоненты для анабиоза… — начал было он.

— Просто доставьте меня к кораблю, — произнес спокойно и терпеливо Доскер.

— Ну как, Рахмаль ибн Эпплбаум? Вы сделаете это?

В контролируемом и весьма профессионально поставленном голосе появились повелительные нотки.

Рахмаль кивнул.

— Я хотел бы узнать о месторасположении базы от вас, а не из карты, переданной мне: я решил, что не стоит прикасаться к ней. Я жду вашего решения, Рахмаль.

— Да, — согласился Рахмаль и твердой поступью направился к трехмерной лунной карте, уселся и стал показывать месторасположение корабля внимательно взирающему за его указкой опытному пилоту агентства.

В небольшом французском ресторанчике «Лисья нора» в деловой части Сан-Диего, метрдотель бросил быстрый взгляд на имя, которое Рахмаль ибн Эпплбаум бегло написал своим причудливым волнистым почерком на фирменном бланке, и произнес:

— Да, мистер Эпплбаум. Сейчас… — он проверил свои часы, — восемь часов.

Очередь прилично одетых людей ожидала. Так всегда было на переполненной Терре: любой, даже самый захудалый ресторан каждую ночь бывал забит до отказа с пяти часов, а этот ресторан едва ли можно было бы даже отнести к средней категории.

— Дженет, — позвал метрдотель официантку, одетую в чулки с рисунком и полужакет-полукофточку модного нынче сочетания: одна грудь, правая, открытая, и ее сосок элегантно увенчан украшением швейцарского производства, формой напоминавшее огромную золотистую стирательную резинку, могло воспроизводить классическую музыку и вспыхивать сериями привлекающих внимание танцующих огоньков, которые освещали путь ей таким образом, что она могла без затруднений проходить мимо близко расположенных крохотных столиков ресторана.

— Да, Гаспар, — произнесла девушка, взмахнув копной светлых волос.

— Проведи мистера Эпплбаума к столику двадцать два, — сказал ей метрдотель, игнорируя со стоическим бесстрастным безразличием вспышки гнева среди тех покупателей, что стояли впереди Рахмаля в очереди.

— Мне бы не хотелось… — начал было Рахмаль, но метрдотель оборвал его:

— Обо всем уже позаботились. ОНА ожидает вас у двадцать второго.

И едва только метрдотель это сказал, как интимные эротические отношения, даже не зародившись, унеслись прочь.

Рахмаль направился за Дженет с ее швейцарского производства украшением на соске, сквозь темноту и шум обедающих в замкнутом пространстве людей, проглатывающих пищу с чувством вины, которая заставляла их сгибаться пониже над столиками, а затем, после окончания трапезы, скорее уходить прочь, чтобы как можно большее количество людей могло быть обслуженными до часа ночи, когда закрывается кухня ресторана.

«Нас действительно вплотную прижали друг к другу», — подумал он, и в это же мгновение Дженет остановилась, обернувшись. Колпачок на соске теперь излучал мягкую, восхитительную и страстную бледно-алую ауру, которая указывала на присевшую за столиком номер двадцать два Фрейю Хольм.

Усевшись напротив нее, Рахмаль сказал:

— Вы не светитесь.

— А могла бы. И одновременно играть «Голубой Дунай».

Она улыбнулась в темноте. Официантка к тому времени ушла.

Глаза темноволосой девушки блестели. Перед ней стояла наполовину распитая бутылка шабле «Буэнос Виста», марочного вина 2002 года, одного из самых лучших и редких вин для этого ресторана, и чрезвычайно дорогого.

Рахмаль спросил себя, кто бы стал искать в меню это старое двенадцатилетней выдержки калифорнийское вино; бог свидетель, ему бы хотелось, но… Он механически коснулся своего бумажника. Фрейя заметила это его движение.

— Не беспокойтесь. Мэтсон Глазер-Холлидей — владелец этого ресторана. Вот меню обеда стоимостью всего в шесть кредиток. Один сэндвич с арахисовым маслом и апельсиновым желе. — Она рассмеялась, и ее глазки завращались, танцуя, отраженном сиянии едва светящихся над головой японских фонарей.

— Разве это место не настраивает вас на интимный лад? — спросила она.

— Нет. Я просто слишком нервничаю.

Уже шесть дней, как «Омфалос» был надежно укрыт… даже от него. Возможно, даже и от Мэтсона. Это следовало сделать хорошо ради обеспечения безопасности, и лишь Эл Доскер за пультом управления кораблем знал о его местонахождении. Тем не менее Рахмаль с чувством сожаления и горечи наблюдал, как «Омфалос» исчезал в бесконечном мраке.

Ферри был прав: «Омфалос» — неотъемлемая часть «Эпплбаум Энтерпрайз», без которой ее невозможно представить. Но, по крайней мере, корабль можно было вернуть или, что более вероятно, с помощью корпорация снова оказаться на борту их быстроходной ракеты, чтобы начать свое восемнадцатилетнее путешествие. В противном случае…

— Не стоит раздумывать над предложением Ферри, — тихо произнесла Фрейя. Она кивнула официантке, которая поставила большой стакан с охлажденным вином перед Рахмалем. Он послушно сделал глоток белого вина 2002 года, оценил его на вкус, но больше пить не стал. Он только кивнул, пытаясь сделать вид, что он привычен к таким напиткам. Сейчас ему казалось смехотворным всё, что он пил до этого в своей жизни.

— Я думаю не об этом, — сказал он Фрейе.

Ее огромный из черной кожи кошелек, похожий на почтовую сумку, покоился на столике перед ней, и она могла при желании дотянуться до него пальчиками.