Журнал Если 2009

Вот все, что я смогла выдавить.

Дорогу пересек ручей, и Форчи объявил привал. Ливиза тоже подошла к ручью и, не снимая упряжи, нагнулась, пытаясь напиться. Негромкое журчание воды в безопасном, мелком ручье мгновенно вызвало суматоху. Мы столпились на берегу, наклоняясь и отталкивая головы соседей. Грэма поднялась на холм, чтобы расчистить себе место, и оказалась в самом хвосте. Самой возможной жертвой. Я едва не крикнула:

– Грэма, возвращайся!

И уже открыла рот, когда три Кота набросились на нее. Весь табун немедленно попятился, словно дым, уносимый ветром. Два кота вцепились ей в задние ноги. Один пытался разорвать глотку.

Она мертва. Грэма мертва!

Я была в этом уверена. И поэтому заметалась, подгоняемая внезапным порывом помочь бедняжке.

Но тут раздался треск выстрелов. Те двое, что схватили ее сзади, взвыли и были отброшены назад. Один откатился и бросился бежать, другой перевернулся через голову и застыл.

Каким-то чудом третья пуля пронзила Кота, висевшего на груди Грэмы, и не задела ее. Я оглянулась на фургон и увидела: Ливиза бьется в упряжи, не в силах подняться на дыбы или дотянуться до винтовки.

В задке фургона, высунув голову и винтовку над бортом, стояла Мать-Кошка.

Грэма тряслась и трепетала. Мышцы под шкурой непрерывно сводило судорогами. Округлившиеся глаза обвело белым. Она была в такой панике, что даже не дышала.

Я отчетливо представляла ее чувства.

Я ободряюще заржала раз-другой, пробираясь к ней. Касаясь ее.

Она издала долгий болезненный стон. Я прикусила ее холку.

– Пойдем, дорогая. Пойдем, – процедила я сквозь стиснутые зубы и повела ее назад, к остальным, вниз по ручью. Ее прерывистое дыхание больше походило на всхлипы.

Никто не посочувствовал Грэме. Мало того, другие Лошади отскакивали с дороги, словно в руках у нас были пылающие факелы. Грэма кивнула, давая понять, что все в порядке, и я отпустила ее. Она все еще дрожала, но осторожно сделала несколько шагов – опробовать израненные задние ноги. Я сняла с нее узелок со снадобьями и вынула настой коры, чтобы промыть раны.

Я так рассердилась на остальных, что громко крикнула:

– Все хорошо. А вы оставьте ее в покое! Только оставьте ее в покое! Она достаточно часто вас лечила!

Вперед выступил Форчи и вдохнул ее запах, пытаясь определить, насколько серьезно она ранена.

Потом он посмотрел в сторону Кошки, все еще державшей винтовку, спокойно повернулся и направился к фургону. Ливизе наконец удалось снять хомут. Она стала подниматься в гору, навстречу Форчи.

Я пыталась увести Грэму назад, к нашим повозкам, но она решительно покачала головой. Значит, хотела услышать слова Форчи.

Я не слишком хорошо слышала его, зато сюда отчетливо доносился голос Ливизы:

– У нее столько же причин бежать от них, сколько у тебя!

Голос Форчи стал резче. Похоже, он отдавал приказ.

– Нет! – отрезала Ливиза.

Он произнес что-то еще, и Ливиза ответила:

– Полагаю, она сделала все, чтобы нас защитить.

– В таком случае, убирайтесь! – громко велел Форчи. – Ты, или она, или вы обе!

– Я уже убралась. Неужели не заметил?

Она отступила назад, к длинному передку, и натянула на себя хомут.

– Вы больше мне не нужны. Обойдусь и без вас!

Она развернулась. Так круто, что едва не повалила фургон набок. И потащила его по берегу ручья. Форчи снова скомандовал всем идти к воде:

– Африрадоры, охраняйте всех, пока они пьют.

К моему удивлению, Грэма похромала за фургоном Ливизы так быстро, как могла.

Я не хотела оставлять ее одну, поэтому, взяв с собой Чуву, зашагала следом. Спускаясь вниз, мы прошли мимо Форчи, взбиравшегося по склону с опущенной головой. Он проигнорировал нас. Нельзя слишком часто бросать вызов Вожаку.

Я догнала Грэму. Мы ковыляли по камням, переходили вброд мелкие пруды. Чува терлась подбородком о мой бок, словно утешая. Ливиза заметила нас за своей спиной и остановилась.

– Здравствуй, дорогая! – окликнула она Чуву, которая поскакала вперед, радуясь, что видит ее. Они сплелись шеями, наслаждаясь дыханием друг друга. Я подошла ближе, чувствуя, как слезы жгут глаза. Мы по-прежнему оставались семьей.

Грэма положила голову на борт фургона.

– Спасибо, – шепнула она Мэй.

– Ты ухаживала за мной, – ответила Кошка.

– Мэй! – окликнула Ливиза. – Это моя названая дочь Чува.

– Чува, – повторила Кошка и, улыбнувшись, подползла к передку фургона. – А у меня сын. Маленький мальчик.

Чува, нерешительно оглядевшись, попятилась.

– Он там… вместе с прайдом? – спросила Ливиза.

– Да. Но теперь он не захочет меня знать.

Мэй снова отползла.

– Главное для нас – охота. Никто не желает думать о чем-то еще. – Она пожала плечами. – Впрочем, он уже повзрослел и все равно скоро ушел бы от меня.

Ливиза остановилась.

– Ты, наверное, хочешь пить?

Кошка медленно, как расплавленный металл, вылилась из фургона, прихрамывая на больных лапах. С трудом сделала несколько глотков и, пошатываясь, вернулась к фургону. Неожиданно она засмеялась:

– У меня нет сил залезть обратно.

Ливиза выскользнула из упряжи, и мы дружно помогли взвалить Мэй ей на спину. Грэма вспрыгнула в фургон и затащила туда Кошку.

– Хорошо оказаться среди друзей, – прошептала та.

Ливиза погладила ее по голове.

– Никто из нас не может вернуться домой, – вздохнула она, с печальной улыбкой глядя на Мэй. Потом повернулась ко мне. Весь вид ее говорил: она умирает.

Мне хотелось спросить Ливизу, уж не думает ли она, что мне есть дело до Кошки.

– Не становись и ты изгоем, – сказала она мне, кивком показав на табун. Она попросила нас принести побольше смолы для лампы, и Грэма пообещала, что непременно все сделает. Пока мы возвращались к своим, я, не удержавшись, выпалила так, что услышала Чува:

– Она влюблена в чертову Кошку!

Той ночью мы с Чувой и Грэмой снова спали вместе под фургоном. За щитовыми стенами. Среди ночи мы услышали шорох и увидели лапы, рывшие землю под досками. Коты снова пытались ворваться к нам! Мы стали втыкать острые палочки в нежные местечки между их пальцами. Я прижала Чуву к себе. Над головами раздавались выстрелы и вопли Котов. Сквозь щели между досками мы видели мерцающий свет. В воздухе пахло дымом.

Форчи просунул под фургон голову:

– Ливиза подожгла склон холма! Нужно тушить огонь, – объявил он с безумным видом. – Скорее! Котов мы разогнали, но в лагере начался пожар!

Он поддел головой Венту и напомнил:

– Сейчас нам необходима каждая пара рук!

Зарево на противоположном склоне холма бросало смутные синие и серые отблески на уцелевшую траву. Огонь медленно сползал вниз. Угольки, оставшиеся от сожженной травы, рассыпали вокруг искры. Пепел щекотал наши ноздри. Мы почти ничего не видели. В фургонах хранилось топливо и огнива. Если они вспыхнут, мы потеряем все.