Колин Уилсон - Философский камень

И тут во мгновение инсайт исчез. Все равно что мощный борец сделал захват, не давая пошевельнуть ни рукой, ни ногой; это касалось воли. Странно то, что ощущение было каким-то обезличенным , словно я просто вошел в зону магнитного поля и оказался блокирован. И, будто в подтверждение, стоило нам через поле двинуться к дороге, как давление ослабло; ум снова мог обращаться к прошлому, сознавая, что вот он я, стою в определенной точке безмерных галерей истории.

Литтлуэй, судя по всему, ничего не заметил. Я спросил:

— Как ощущение?

— Прекрасно. Пить только хочется. Может, на минутку тормознем у того старого паба под Марлборо, возьмем по кружке?

Я уже говорил, что принимать алкоголь мы почти прекратили; к нему больше как-то не тянуло, он опустошал ум и тело. Но все равно иногда мы выписали, особенно и старых сельских пабах. Так что в предложении Литтлуэя не было ничего необычного. Хотя, впрочем, еще и часа не прошло, как мы закончили продолжительное чаепитие. Вспомнилась собственная моя мысль на холме насчет пинты. Когда усаживались в машину, я спросил:

— Ну, что ты сейчас думаешь о загадке?

Литтлуэй с легкой задумчивостью повел глазами на курган.

— Как-то даже, знаешь, все равно. А тебе?

— Почему все равно, когда мы специально для этого и останавливались?

— Не знаю. Лень, наверное. Да и все это, насчет майя... — Он включил зажигание. — А что?

— Потому что я четко уверен: есть там что-то, специально отвлекающее, чтобы не появлялось любопытства.

Литтлуэй в секунду словно очнулся.

— Почему ты так думаешь?

Я описал свои ощущения с того момента, как увидел валун.

— Может статься, ты и прав, — медленно произнес он. — Только я ничего не заметил.

— Зачем ты сказал, что нам пора обратно в клуб? Мы в любом случае успеем туда до девяти.

— Я... не знаю. Усталость, наверное.

Десять минут мы ехали молча. Затем он спросил:

— Ты считаешь, это что-то активное? Или просто какое-то странное ограничение наших умов?

Я попытался сосредоточиться на вопросе, но ответ от меня как-то ускользнул.

— Не знаю. Может быть, и то и это. Но взгляни на факты. Взять эту базальтовую статуэтку. Никто из нас не считает, что Джекли прав, определяя ее возраст всего в пять тысячелетий. А если предположить, что статуэтка из Чичен-Итцы действительно того же периода? Как она там очутилась? Какова связь между Месопотамией времен Шумера и Юкатана три тысячи лет спустя?

— Может, и вообще никакой. Один образчик примитивной культуры очень похож на другой.

— Ладно. А представь, что вещице вправду полмиллиона лет. Ты представляешь, как должен был выглядеть человек в ту пору?

— Думаю, да. Это примерно эпоха гейдельбергского человека [180] Гейдельбергский человек — европейская разновидность Homo erectus , его возраст — около 500 тыс. лет. .

— Совершенно верно. Если ты когда-либо видел череп гейдельбергского человека, то поймешь, о чем я. Может, он действительно, был первым предком человека, но по нашим понятиям, это все еще обезьяна. Ты себе можешь представить обезьяну, создающую такую вещь?

Я сидел, пытаясь вникнуть в проблему, подогнать один к другому картинки на кубиках; уж не допустил ли я по неопытности какую-нибудь элементарную и очевидную ошибку? Ведь, на то пошло, всегда существовали определенные факты, которые никак не вписываются в схемы археологов. Саблезубые тигры вымерли задолго до того, как у человека проклюнулась способность к искусству. Чем тогда объяснить пещерные изображения саблезубого тигра? Родовой памятью? Эпоха гигантских ящеров завершилась семьдесят миллионов лет назад. Человеку, по нынешним подсчетам, два миллиона лет. Как быть с преданиями о драконах, так напоминающих по виду тиранозавров и стегозавров?

Мысленно я прокрутил и свое видение гигантов, воздвигающих Стоунхендж. Обломок столба в Силбери вызвал во мне ощущение, очень близкое к тому, что я испытал на Стоунхендже. Эвбери расположен меньше чем в миле к северу от Силбери Хилл, и в целом считается древнейшим неолитическим памятником в Британии. Некоторые историки считают, что центр религии неолита по неизвестным причинам переместился из Эвбери в Стоунхендж. Так что, Эвбери тоже был воздвигнут исполинами? Я пожалел, что помимо Силбери Хилл мы не посетили еще и курган Эвбери. Этими размышлениями я поделился с Литтлуэем.

— Ты случайно не читал Хербигера? — перебил он. Я ответил, что нет. — Я читал уже давно, и если верно помню, он считал, что на Земле в свое время обитали исполины, а точнее — люди когда-то были исполинами. Он полагал, что Земля имела несколько лун, которые постепенно притягивались все ближе и ближе, а затем низвергались. И конечно же, по мере того, как луна приближается к Земле, земная сила тяготения уменьшается. Поэтому рост у людей увеличивается. Меня в подростковом возрасте такая гипотеза довольно впечатляла. У тебя есть какие-нибудь книги на эту тему?

— Нет, но, по-моему, у Роджера есть.

Позднее, вечером за ужином в клубе он сказал:

— Что-то мне запомнился один из эпизодов теории Хербигера. Он указывает, что дарвиновская эволюция не может объяснить отдельных фактов, касающихся некоторых насекомых. Существует насекомое, поражающее нервную систему гусеницы: оно парализует ее ударом, и гусеница становится пищей для личинок насекомого, пока те подрастают. Я, кажется, помню: Фабр [181] Фабр Жан-Анри (1823 — 1915) — французский энтомолог, его основные работы посвящены изучению поведения насекомых. указывал Дарвину, что проб и ошибок здесь быть не может. Если насекомому не удается достичь своего с первой попытки, его потомство погибнет, и вид постепенно вымрет.

— Что же здесь общего с теорией об исполинах?

— Не много. Он приводит это как свидетельство, что на Земле не всегда были времена года. Мне кажется, Хербигер считает, что Солнце когда-то было гораздо жарче и что земная ось была вертикальной, а не наклонной, так что лето стояло круглый год. В таком случае насекомые жили, вероятно, гораздо дольше, и у них было время научиться парализовывать гусениц и тому подобное. Так что, когда земная ось в конце концов накренилась, некоторые из них превратили уловку в инстинкт, с тем чтобы применять его всякий раз.

— Это если считать, что у них не было иного выхода, кроме как вскармливать потомство на живых гусеницах. Но у них же могли быть и другие варианты, до того как они научились этой уловке.

— Да нет, я не отстаиваю эту идею всерьез. Это так, просто мелькнуло.

Лежа ночью в постели, я размышлял об этом. У читателя может возникнуть вопрос: что могло остановить мое «вглядывание» в прошлое и поиск ответа? Ответ станет ясным, если я сравню «видение времени» с астрономией. Небо полнится миллионами звезд, планет, комет и т.п. Первые астрономы, должно быть, думали, что нанести их все на карту абсолютно невозможно. Тем не менее, они были нанесены, и довольно быстро стало ясно, что Марс, Меркурий, Венера, Сатурн и Юпитер — это планеты. Я был подобен тем первым астрономам: прошлое для меня было просто непередаваемо огромным звездным хаосом. Но у меня не было способа сфокусироваться на искомом событии точнее, если я не располагал фактической подсказкой вроде бэконовского манускрипта или обломка нефритового камня. Единственно, на что можно было надеяться, это длительная практика видения времени, которая привнесла бы в хаос некоторую упорядоченность и научила меня отличать планеты от звезд.