В мире фантастики и приключений. Выпуск 6. Вторжение в Персей. 1968 г.

Какой-то резон в ее словах был. Во всяком случае, Большой Совет с энтузиазмом воспринял ее доклад «Принципы галактической политики человечества». После заседания члены Совета разъехались торопить отстающие космические заводы, а мы с Верой стали готовиться обратно. Я забежал к Ольге, она незадолго до нашего отлета на Землю уехала сюда рожать и теперь возилась с прехорошенькой дочкой Иринкой. Она возвращалась на Ору вслед за нами.

За четыре месяца разлуки Мери очень пополнела, порывистая ее походка превратилась в неуклюже осторожную.

Я в изумлении сперва свистнул, потом схватил Мери на руки.

– Осторожней! - сказала она. - В прогнозе беременности таскания на руках не предусмотрены.

– Отшлепать тебя, Мери! Хоть бы словечко! И Вера хороша, она-то, наверно, знала!

– Она знала, а ты должен был догадаться! - весело возразила Мери. - Я же сказала тебе, что здорова за двоих - простой человек, не адмирал, сообразил бы, в чем дело. А молчать мы условились с Верой, на Земле тебе хватало забот и без тревог о моем состоянии.

Я засыпал Мери вопросами, кого она ждет, когда роды, как они пройдут. Мери умоляюще подняла вверх руки. Давно я не видел ее такой довольной.

– Не все сразу, Эли! Через месяц ты получишь сына, придумывай имя. Скажи теперь, как с моими поручениями?

– Сто тяжеленных ящиков! Старинные ядерные бомбы в музеях легче твоих грузов. Я чуть не надорвался, когда поднимал один.

Мери рассмеялась:

– В ящиках тоже бомбы, только распространяющие жизнь, а не смерть.

– Жизнь, ты сказала?

– Да, жизнь. Что тебя удивляет? Наша женская судьба - порождать жизнь. Разрушение - древняя привилегия мужчин. Не так?

– Не надо меня агитировать, Мери. На матриархат я не соглашусь. Максимум моих уступок - равноправие. Тебе привет еще от одной распространительницы жизни. У Ольги дочь Иринка. Прогнозы исполнились блестяще, роды прошли хорошо.

– Рада за Ольгу. Но, кажется, состояние других женщин тебя интересовало больше, чем состояние жены?

– Другие женщины не так скрытны, тем более их мужья. Когда один командир эскадры срочно просится на Землю, а второй чуть не ежедневно прибегает на станцию сверхсветовой связи, то командующий должен поинтересоваться, что с его помощниками. С ближайшим курьером и тебя отправим рожать на Землю, как велит традиция.

– Положим начало новой традиции - я буду рожать на Оре. Не делай огорченного лица, здесь мне будет не хуже, чем на Земле.

– Тогда назовем сына Астром, - сказал я торжественно. - Раз наш сын будет первым человеком, рожденным на иных звездах, то и имя у него должно быть звездное.

МУМ предсказала, что роды будут нелегкими, и роды были нелегкими. В эти дни я часто вспоминал об Андре: он тревожился о Жанне, а я посмеивался, ибо знал, что новый человек появится на свет в предсказанный срок и с предсказанным благополучием. Сейчас я тоже знал, что Астру гарантировано удачное рождение, но волновался не меньше Андре.

Он был, конечно, отличный паренек, наш Астр, пять килограммов мускулов и обаяния, он засмеялся, чуть раскрыв глаза, радостно задрыгал ножками - ему показалось хорошо на свете!

– Он ударил меня ножкой в грудь, и, знаешь, было больно, - с восторгом утверждала Вера. - Скоро мы покажем его тебе, посмотришь, какого родил озорника.

– Он похож на тебя, Эли, - добавила Ольга. Она, прилетев, сразу пошла к Мери. - Он хохочет, как ты, у него твое умное лицо, а когда ему что-то не понравилось, он нахмурился не хуже тебя.

А потом примчались поздравления с Земли, и первое от Альберта. Этот мальчишка поздравил нас с Мери по-своему. Он предложил Большой просчитать, какие космологические проблемы будут мучать нарождающееся поколение людей, и Большая выделила два вопроса: проникновение в загадочное ядро Галактики, скрытое от нас темными туманностями, и выпадение Гиад из нашего мироздания - теперь уже не подлежало сомнению, что звезды Гиад рушатся в какую-то яму в космосе, разверзшуюся словно специально для них.

Астру надлежит первому из людей броситься в провалы этой пропасти, пророчествовал Альберт, он первый исследует, вправду ли она бездонна.

Я не мистик и не ясновидец, я не мог догадаться в то время о судьбе, уготованной Астру, но хорошо помню, каким зловещим холодом повеяло на меня от астрологической шутки Альберта!

Мери, когда меня пустили к ней, выглядела такой веселой и красивой, точно вернулась с прогулки, а не выкарабкалась из болезни.

– Я знала, что Астр будет похож на тебя, - сказала она. - Уже на третьем месяце беременности у меня были его гороскопические фотографии, но тебе я не показала, я была тобой недовольна. Не оправдывайся. Лучше скажи, когда выступление.

– Уже скоро. Ты хочешь присутствовать при нашем отлете или возвращаешься на Землю раньше?

– Я хочу лететь с тобой!

– Чепуха, - сказал я великодушно. - Я знаю, у молодых матерей бывают странные причуды.

– О всех моих причудах ты и не догадываешься! Придется тебе взять нас с Астром с собою.

Я переубеждал ее. Я привел в пример Ольгу. Ольга - известнейший галактический капитан, кому-кому, а ей раньше всех нужно идти в экспедицию. А она попросилась в резервную третью эскадру, стартующую с Оры года через три, - так ей хочется побыть со своей Ириночкой подольше. О том же, чтобы тащить с собой в опасный поход девочку, ни она, ни Леонид и не помышляют. Материнство, сказал я, - это древнейшая из человеческих профессий, все мы должны считаться со священными обязанностями матери даже и в наше время, когда детишкам в яслях куда удобнее, чем у подола родительницы.

– По-моему, я не хуже тебя знаю профессию матери, - возразила Мери, хмурясь. - Уговоры бесполезны, мы летим с тобой.

– Но почему? Объясни по-человечески, для чего тебе подвергать себя и Астра превратностям дальнего путешествия?

На это она ответила так:

– Где ты, Кай, там и я, Кая.

Я не понял, почему она назвала меня Каем, а навести потом справку у МУМ как-то не удосужился.

– Ты, кажется, хочешь, чтобы я внес Астра в списки экипажа?

– Не иронизируй. Я хочу именно этого.

Я прошел к Астру. малыш дрыгал ногами и пускал пузыри. Он невнятно проговорил: «Бы!» Он вовсе не спал, отрешенный от окружающего, как любят проделывать другие человечки его возраста, он отнюдь не был некой «вещью в себе», он уже жил, уже энергично барахтался в этом новом для него мире.

И когда я схватил его под мышки и поставил ножками на перину, он не сжал безвольно коленки, не повис беспомощно в воздухе, а энергично ударил подошвами в одеяльце. Он отталкивался от постели, уминал ее ножками, бил меня пятками в грудь, порывался идти. Он беззвучно хохотал, ловил пухлыми ручками воздух- нет, повторяю, он не покоился в этом мире, сонно набираясь сил, а действовал в нем, упругий, звонкий, всем своим существом радующийся тому, что существует.