В мире фантастики и приключений. Выпуск 3. 1964 г.

От шагов людей, кабина покачивалась, как корабль у пристани. Надежда обложила ее камнями, легкими словно пробка, и привязала к скалам бечевой. Бечева была надежнее камней. Теперь, наконец, можно было войти в комнату, снять скафандр и перевести дух.

"Господа, с превеликой радостью возвращаемся мы…" - это опять бредил Ренис. Болезнь снова вернулась к нему.

Чтобы сохранить жизнь на Земле, человеку нужно есть, пить, одеваться, ему нужен кров над головой и тепло. Вся история материальной культуры - это повесть о том, как люди совершенствовали способы добычи еды, питья, одежды, крова и тепла.

Чтобы сохранить жизнь в космосе, человеку нужен кров, еда, питье, одежда, тепло и… воздух. На Земле о воздухе не приходится заботиться.

Кров нашли - укрылись в пещере, как люди каменного века. Сохранили запасы воды - двенадцать тонн. Воды в ракете было сравнительно много, поскольку она использовалась в качестве топлива. При экономном расходовании ее могло бы хватить на несколько лет.

Достаточно было и еды. Уцелела кладовая при кухне, в ней хранился запас концентратов, витаминов, кофе, какао, вина. Были даже лакомства - консервированные фрукты, кремы, торты. Запас был рассчитан на двадцать пять человек, троим должно было хватить на год. Но не было растительной пищи - разбилась оранжерея.

Трудно было с одеждой. Все платья, костюмы и белье хранились в спальнях и погибли при катастрофе. На кухне оказались только скатерти, салфетки и полотенца. Надежда решила сшить рубашки из скатертей. Сохранились их собственные скафандры из самозарастающей пластмассы. Пластмасса эта могла служить годами, как человеку служат кожа и мышцы, но при большой поломке заменить скафандр было нечем.

Тепло земным жителям доставляют дрова, уголь или электричество. В космосе электричество нужно как хлеб, как Вода. Оно нужно для отопления единственной комнаты, для согревания воздуха в скафандрах, для работы аппаратов очистки воздуха, для плиты, для насосов в шлюзе. Без электричества нельзя дышать, нельзя выйти из своего убежища хотя бы на час.

В пути ракета получала электричество от солнца - с помощью солнечных батарей. Вся внешняя обшивка состояла из полупроводниковых щитов. Там, где уцелела обшивка, уцелели и щиты. Кроме того, можно было собрать и обломки, подключить их в цепь. Тут сама природа помогала им: ни воды, ни воздуха, идеальная изоляция, никакого окисления. Ренис просто скручивал провода, обматывал их тряпками вместо изоляционной ленты. Пока светило солнце, об электричестве нечего было беспокоиться.

Самой трудной оказалась проблема воздуха.

Пока дядя и племянник лежали в забытьи, Надежда щедро расходовала кислород из баллонов. Баллоны были исчерпаны уже наполовину. Правда, в помещении дышалось легко, но только потому, что действовали аппараты очистки воздуха. Они охлаждали воздух, замораживали углекислый газ.

На ракете из мутноватых ледяных кубиков углекислого газа можно было снова извлечь кислород с помощью растений. Там имелась громадная оранжерея с ванночками, населенными батиэллой - глубоководной красной водорослью, живущей в полутьме и умеющей поэтому, в отличие от зеленых растений суши, использовать до девяноста процентов падающего света.

Микроскопические комочки красной слизи добросовестно трудились на всем пути до Юпитера и обратнодо 24 ноября, - снабжали путешественников кислородом и пищей - невкусной, но питательной. Оранжерея тоже взорвалась при катастрофе, уцелела только одна секция, всего сорок шесть ванночек.

Надежда принесла одну из них на кухню, вскрыла ножом. Густой тошнотворный смрад ударил ей в лицо. Вскрыла другую. То же самое. Предоставленная самой себе батиэлла погибла, сгнила, может быть, задохнулась в кислороде.

Третья, четвертая, пятая, шестая… Всюду гниль, вонь, противная слизистая плесень. Надежду тошнило.

– Терпите, - сказал Ренис. - Терпите, если хотите дышать на следующей неделе.

Надо было терпеть. Жизнь зависела от батиэллы. Если бы она уцелела хотя бы в одной ванночке!

Двадцать вторая, двадцать третья, двадцать четвертая… Сорок третья, сорок четвертая…

Батиэлла погибла во всех.

Усталая, опустошенная, Надежда включила вентилятор, щедро наполнив комнату кислородом. Незачем было экономить. Все равно: днем раньше, днем позже. Примерно через неделю они задохнутся.

– Что же будем делать, тетя Надя? - спросил Роб, еще не осознавший опасности.

Что делать? Надежда не знала и сама. Будь она одна, может быть, она легла бы на пол и так лежала бы, перебирая воспоминания о муже, о родной Земле, о Москве, о маленьком сыне… Но она не одна. У нее на руках чужой мальчик и больной…

Что же делать?

Осталось одно: пробовать, может быть, батиэлла оживет. Вылить затхлую воду, добавить свежую, положить кубики с углекислым газом, соли, ферменты. Возможно, не все клетки сгнили, остались еще жизнеспособные.

Надежда набралась терпения, заткнула нос ватой, тщательно вымыла десяток ванночек, налила свежей воды. Воды жалеть н amp; приходилось. Если батиэлла не оживет, воду пить будет некому.

День и два стояли ванночки на солнце. И на третий день вода не замутилась. Живых клеток не было.

Итак, два дня прошло. До смерти оставалось пять.

Тогда Ренису пришло в голову, что жизнеспособные клетки следует искать не в целых, а в треснувших ванночках. Вода оттуда вытекла, клетки замерзли. Но может быть, замерзшие, высохшие в безвоздушном пространстве клетки скорее оживут, чем сгнившие?

– Поставим опыт щедро, - сказал Ренис. - Воды не жалейте. Тут экономить не приходится. Пан или пропал…

Они наполнили водой все ванночки, в каждую насыпали щепотку промерзшей пыли. И оставалось только ждать, надеяться, писать прощальные письма. Все трое лежали в кухне, стараясь спокойно дышать, так воздуха уходило меньше. Но каждые полчаса Роберт просил жалобно: "Сходите, тетя Надя, посмотрите, пожалуйста".

Кислорода осталось на три дня, потом на два. В конце предпоследнего дня вода в одной из ванночек порозовела. Надежда Петровна перенесла культуру во все сорок шесть ванночек. Через два дня можно было дышать полной грудью, всласть.

Есть пища и вода, воздуха хватает, есть помещение, где тепло, светло и безопасно. А на душе у Надежды так скверно, как в самые первые дни после катастрофы.

Пока шла борьба за жизнь, свою и чужую, некогда было поддаваться унынию. А сейчас руки опустились, все противно, и в голову лезет упорно одна мысль: "К чему барахтаться? Только отсрочили гибель. Мучиться будет дольше". И тут же: "Нет, нет, нельзя поддаваться. Ради мальчика. Нельзя…"

Роберт был очень слаб еще. Первые шесть суток вообще не приходил в сознание. Очнувшись, спросил, почему он лежит на кухне. Надежда рассказала всю правду.