Брайан Герберт - Дюна: Дом Харконненов

Ему казалось, что противный вкус останется у него во рту навсегда, а одежда навеки пропитается рыбным запахом. Обоняние успокаивал только смолистый запах горящих в камине дров. Отец находил оригинальным топить настоящими дровами, а не пользоваться термальными обогревателями или излучающими сферами…

Однажды ночью, когда Раббан сходил с ума от тоски и скуки, ему в голову пришла блестящая, как ему показалось, идея. Это была первая искра озарения, посетившая его за два года ссылки. Киты бьондакс оказались очень глупыми животными, и их было очень легко убивать, и Раббан нутром почуял, что этим можно заинтересовать отпрысков богатых родителей из Великих и Малых Домов. Эти отпрыски с удовольствием приезжали бы поохотиться на Ланкивейль. Раббан вспомнил, какое удовольствие получал он сам, охотясь на диких детей на Заповедной станции или как взбадривала его охота на песчаных червей Арракиса. Может быть, ему удастся основать здесь доходный охотничий промысел — богатые бездельники будут убивать огромных морских животных из спортивного интереса. Такой бизнес даст казне Харконненов дополнительный доход, а Ланкивейль, может быть, превратится во что-то более приличное, чем захолустная дыра, какой он был в настоящее время.

Даже барон будет доволен.

За два дня до отбытия домой Раббан поделился своей идеей с родителями. Как и положено идеальной семейной паре, они сидели рядышком за столом и ели ужин. Абульурд и Эмми смотрели друг на друга с искренним обожанием и неподдельной любовью. Мать, женщина с черными глазами-пуговичками, говорила мало, но чувствовалось, что именно она поддерживает мужа в его решениях. Время от времени супруги нежно касались друг друга.

— Я планирую привезти на Ланкивейль богатых охотников, — сказал Раббан, отхлебывая из большого стакана сладкое горное вино. — Мы будем бить меховых китов, ваши туземцы могут служить проводниками и лоцманами. Многие люди в Ландсрааде заплатят любые деньги за такую забаву и за такой трофей. Да и для нас это будет неплохая прибыль.

Эмми посмотрела на мужа и увидела, что у того от неожиданности и потрясения открылся рот. Она предоставила супругу сказать то, что было у них обоих на уме.

— Это невозможно, сынок.

Раббан даже поперхнулся от бесцеремонности, с какой этот слабак назвал его сынком. Абульурд начал объяснять:

— Все, что ты видел, — это обрабатывающие доки на севере, последний шаг в деле китобойного промысла. Но выбор нужного вида для охоты — это очень тонкое дело, для него нужны опыт и сноровка. Я часто выхожу в море сам и знаю, какой это тяжкий и квалифицированный труд. Китов бьондакс никогда не убивают для забавы.

Раббан презрительно скривил свои толстые губы.

— А почему бы и нет? Если ты — планетарный правитель, то должен понимать, что такое экономика. Мать энергично качнула головой.

— Твой отец понимает эту планету гораздо лучше, чем ты. Мы не можем позволить то, что ты предлагаешь.

Она говорила с такой уверенностью в себе, что, казалось, ничто на свете не сможет ее поколебать.

Раббан едва усидел на стуле. Он даже не разозлился, его охватило отвращение. Эти люди не имеют права что бы то ни было ему запрещать. Он племянник барона Владимира Харконнена, наследник Великого Дома. Абульурд же доказал, что не может как следует справляться с возложенной на него ответственностью. Никто не станет всерьез прислушиваться к жалобам неудачника.

Раббан резко встал и вышел в свою комнату. Там он выместил всю ярость на большом горшке из абалоновой раковины, в которой была устроена клумба из приятно пахнувшего лишайника, собранного в коре, содранной с некоторых видов деревьев. Пинком Раббан разбил раковину, и осколки ее разлетелись по дощатому полу.

Скрежещущие звуки любовных песен китов бьондакс прервали и без того беспокойный сон Раббана. За окном, в водах глубокого пролива, перекликались киты, издавая монотонные звуки, мучительным эхом отдававшиеся в голове. Казалось, еще немного, и черепная коробка не выдержит этого заунывного пения.

Накануне вечером отец значительно улыбнулся, прислушиваясь к крикам животных. Они с сыном стояли на балконе из растрескавшихся бревен, скользких от вечной сырости этих мест. Протянув руку в сторону узких фьордов, в водах которых перемещались темные крупные тени, Абульурд сказал:

— Песнь спаривания. Для китов настало время любви. От этих слов Раббаном овладела жажда убийства. Обида, вызванная отказом отца последовать его советам, была еще очень свежа. Угораздило же его стать отпрыском таких родителей! Он и так слишком долго терпел этот надоедливый мир, сносил раздражающее внимание родителей; Раббан не мог понять, как могли эти люди пренебречь величием, которое само шло к ним в руки, и опуститься до того, чтобы быть довольными здесь.

Кровь Раббана кипела от одной этой мысли. Понимая, что не сможет уснуть под аккомпанемент китовых песен, Раббан оделся и вышел в большой зал. Оранжево-янтарные угли в камине ровно светились, создавая впечатление, что камин заполнен расплавленной лавой. Как всегда, бодрствовали всего несколько слуг, на кухне повара готовили еду к завтраку. Абульурд не заботился об охране своей персоны.

Вместо этого все в резиденции спали сном непритязательных праведников. Как ненавистно все это Глоссу Раббану.

Тепло одевшись и не побрезговав даже перчатками, он тихо выскользнул из дома. По избитым ступенькам он спустился к воде — к докам и пристани рыбацких судов. На холоде туман конденсировался в иней, осевший на строениях причалов. Во влажном и затхлом здании причала Раббан нашел то, что искал: не раз использованные зазубренные вибрационные гарпуны. Можно было бы, конечно, запастись и более смертоносным оружием, но это свело бы на нет охотничий азарт.

Выплывая на спокойные воды фьорда, киты продолжали ворковать свои любовные песни; это пение отдавалось эхом, словно грохот падающих в воду обломков скал. Мрачные тучи затмили звезды, но тусклое зловещее свечение неба позволяло Раббану видеть, что он делает.

Он отвязал от причала одно из судов, достаточно малое, чтобы им можно было управлять в одиночку, но с толстостенным корпусом и массой, способной выдержать столкновение с объятым любовной лихорадкой меховым китом. Раббан запустил двигатель и вывел судно на середину фьорда, где ни о чем не подозревавшие киты продолжали плескаться, играть и петь друг другу свои глупые песни. Гладкие, обтекаемые силуэты проплывали мимо лодки, вибрируя от сотрясений своих голосовых связок.

Схватив рукой, одетой в перчатку, рычаг управления, Раббан направил судно к глубоким водам, где находилось основное стадо китов. Животные продолжали как ни в чем не бывало плавать, нисколько не потревоженные присутствием Раббана. Некоторые животные даже игриво терлись боками о борт рыбацкой шхуны.