Сергей Лукьяненко - Танцы на снегу

Лион осторожно укрыл Наташу одеялом, кивнул. Подумал немного и сказал:

– Ты знаешь, я даже рад. Это как-то совсем глупо бы вышло – прилететь на вражескую планету и учиться в школе. Все равно во сне я уже школу окончил. Лучше воевать.

– Воевать ты во сне тоже воевал, – заметил я.

– Это другое, – покачал Лион головой. – Воевать не привыкнешь. Каждый бой – словно самый первый.

Неужели когда-то мне казалось, что весь Аграбад – это сплошные сады и дворцы?

Да, казалось. В ту первую ночь, когда я побывал в столице. Когда сидел за спиной Стася, придерживая беспамятного Лиона, – и смотрел на огромные кварталы жилых домов, уютные коттеджи, окруженные садами, праздничные картины в окнах, широкие магистрали, витрины магазинов…

Аграбад оказался разным. За новыми кварталами, и впрямь уютными, еще стояли первые дома поселенцев – неуклюжие, облупившиеся, приземистые, но прочные. И там тоже жили люди. Тоже отмороженные. Здесь было все то же самое, что и в новой части Аграбада, – только неуловимо иное, будто пылью подернутое. Даже Инну Сноу здесь хвалили совсем иначе – как-то грубовато, причмокивая и щурясь, будто скандальную и популярную певицу, а вовсе не «всеобщую мать» и «госпожу президента».

Здесь мы теперь и жили.

В приюте для асоциальных детей «Росток».

Наташа все здорово придумала. Прятаться в лесу было бы труднее. Жить на улицах мы бы не смогли. А вот приют – но не тот, куда нас направили, а совсем другой, оказался идеальным решением.

Это был длинный двухэтажный барак, стоящий на самом отшибе. Вокруг тоже был сад – но не такой ухоженный, как в «Пелахе», а старый и запущенный. Спальни были на десять—двадцать человек, а всего в приюте жило около восьмидесяти человек. Почти все мы делали сами, взрослых было семь человек – три воспитателя, повар, врач, психолог и охранник.

Больше половины обитателей приюта были неотмороженными. Не потому, что на них не подействовало оружие Инея. Просто эти мальчишки и девчонки вначале не смотрели мультики про изобретателя Эдикяна и генерала Ихина, потом не смотрели «Веселую семейку», а потом не смотрели «Антона и девчат». И школьные обучающие программы, произведенные на Инее, они тоже не смотрели. Неоткуда было взяться в их мозгах программе – хотя нейрошунты у них были куда лучше моего старенького «Креатива».

Вот только мне казалось, что для них нет никакой разницы: заморозили их или нет.

Отличить отморозков было легко, они все-таки хвалили Инну Сноу куда чаще и с блеском в глазах, да и учиться теперь старались изо всех сил. Но и нормальные тоже хвалили Иней и его президента. И тоже просиживали на уроках перед планшетками, пытаясь так или иначе сдать тесты и перейти на следующую ступень обучения. Вначале мне показалось, что они больные, дебилы, которых по ошибке не вылечили в детстве. Но потом я понял, что дело вовсе не в этом. Некоторые просто не хотели учиться. Некоторые хотели, но совсем не тому, чему учат в школе.

Мы с Лионом поступили в приют под фальшивыми документами. Меня теперь звали Кириллом, а Лиона – Рустемом. В документах было написано, что наши родители – рыбаки с каких-то тропических островов и что у нас «социальная запущенность, идейная безграмотность и моральная дезадаптация». Последнее почему-то звучало обиднее всего.

Наташа так и осталась Наташей. Только она значилась моей сестрой. Девочек в «Ростке» было немного, не больше десятка.

Хотя мы и считались социально опасными подростками, но никакого строгого режима или наблюдения над нами не было. Вначале с нами поговорил психолог, еще молодой, но какой-то очень унылый и усталый мужик, который все сразу объяснил. «Вы – неудачные члены общества, – говорил он. – У вас есть все необходимые способности для полноценной и радостной жизни. Но своим поведением вы ставите себя вне общества. Обществу от этого ни холодно ни жарко. Никто не станет прилагать усилий, чтобы развить вас до уровня среднего обывателя. В конце концов, всегда нужны те, кто будет вывозить мусор, чистить канализацию и работать испытателем новых лекарств. Но, исходя из соображений гуманности, всем вам дается еще один шанс развиться до полноценного человека. Учитесь, и, возможно, вас переведут в лучшую школу. Возможно, даже ваши родители захотят забрать вас обратно…»

Конечно же, мы пообещали ему, что будем стараться. Он похвалил нас, но ничуть не поверил.

И мы стали жить в «Ростке».

Здесь никто не пробовал устраивать нам «прописку», хотя кое-кто из этих ребят явно любил подраться. Но дело в том, что отмороженные уже считали драку чем-то неправильным, нехорошим. В привилегированном колледже «Пелах» – там другое дело. Там подраться с новичками считалось нормой, как в кино. А здесь как только нормальные хулиганы пытались устроить драку, то отморозки кидались на них всей толпой. С остекленевшими глазами и такой яростью, будто готовы драться насмерть.

Может быть, они и впрямь были на это готовы.

Зато было много всяких тихих гадостей, на которые отморозки не знали, как реагировать. Например, можно было проиграть в какой-нибудь игре и стать на время чьим-то слугой. Слуги исполняли любую прихоть своих хозяев – некоторые, к примеру, любили, чтобы им перед сном чесали пятки или рассказывали интересные истории. Почти все ребята помладше и послабее были такими слугами. Сами отморозки слуг не заводили, но другим этого делать не мешали.

К нам тоже попытались подкатиться с этим. «Давайте поиграем „на интерес“…» Но Наташа заранее рассказала нам, что происходит в приюте, и мы отказались. А настаивать никто не решился – нас было двое, и мы понимали, что отморозки в драке окажутся на нашей стороне.

Так что мы учились, вернее – делали вид, что учимся, ведь все учебные программы здесь были слишком легкие, и старались ни с кем не общаться. Сидеть тише воды, ниже травы. И ждать. Ведь в «Ростке» мы собирались лишь отсидеться неделю-две, а потом перебраться куда-нибудь. Наташа считала, что нам лучше всего будет отправиться в другой город.

Отсиживаться здесь можно было легко, пусть и кормили здесь не очень вкусно и скучновато было, зато никто за нами и не следил. Воспитатели задавали задания и принимали результаты тестов, охранник иногда лениво прохаживался по территории, а чаще сидел в своей комнатке или упражнялся в спортзале. Психолог вообще из своего кабинета не вылезал, смотрел какие-то виртуальные сериалы по шунту, а если к нему обращались – делался таким несчастным, будто его заставили работать на каменоломне.

Вот только очень уж все было уныло…

На третий день к вечеру я совсем уже лез на стенку от тоски. Лион пошел в спортзал, чтобы немного позаниматься на тренажере, а я сидел в учебном классе и играл в тетрис. Я бы лучше поиграл в шахматы или еще во что-нибудь умное, но вдруг планшетку все-таки контролировали? Вот бы я себя и выдал, что вовсе не такой дурак, каким должен быть. А тетрис – это на реакцию и пространственное мышление, в тетрис можно хорошо играть, даже если голова совсем пустая.