Айзек Азимов - Академия и Земля

– Стало быть, – усмехнулся Тревайз, выбирая место посадки, – мы играем в азартную игру.

Блисс, выйдя из камбуза, услышала остроту Тревайза.

– Никакая это не азартная игра, – возразила она. – Было несколько «может быть», а потом один раз совершенно точно выпало «да», вот там мы и должны сесть.

– И что означает это «да»? – спросил Тревайз.

– Я уловила проблеск человеческого разума. Точно. Сомнений нет.

Недавно прошел дождь – трава намокла. По небу неслись тучи, но время от времени в них появлялись просветы.

«Далекая звезда» опустилась вблизи зарослей деревьев. («На случай, если здесь окажутся дикие собаки», – подумал Тревайз почти без юмора.) Местность казалась похожей на пастбище, а с высоты Тревайз видел нечто вроде фруктовых садов и засеянных полей, а еще – на этот раз он не сомневался – пасущихся животных.

Но никаких построек – ничего искусственного, кроме аккуратной посадки деревьев в садах и отчетливых границ, разделяющих поля. Правда, все это по уровню искусственности не уступало бы микроволновой антенне, принимающей энергию с орбитальной станции, окажись она здесь.

Однако мог ли этот уровень искусственности быть создан одними роботами? Без людей?

Тревайз спокойно застегивал ремень с амуницией, Теперь он точно знал, что оба вида оружия в рабочем состоянии и заряжены на полную катушку. На мгновение он поймал взгляд Блисс и замешкался.

– Давай-давай, – сказала она. – Не думаю, что от оружия будет толк, но, правда, я думала так и в прошлый раз.

– А ты не хочешь вооружиться, Джен?

– Нет, спасибо. – Пелорат поежился. – Зачем? У тебя оружие, у Блисс – ментальное поле, так что мне с вами рядом не страшно. Наверное, мне должно быть совестно прятаться за вашими спинами, но я так вам благодарен, так благодарен, и это чувство сильнее стыда. Вы избавляете меня от тревоги и необходимости сражаться.

– Ясное дело, – кивнул Тревайз. – Только не отходи никуда один. Если Блисс и я разойдемся, держись с кем-нибудь из нас и не бросайся никуда опрометью, как бы ни хотелось.

– Не волнуйся, Тревайз, – сказала Блисс. – Это я беру на себя.

Тревайз первым вышел из корабля. Дул свежий ветер, и немного похолодало после дождя, но Тревайзу это даже понравилось. Перед дождем, наверное, было слишком влажно и душно.

Он сделал вдох и удивился. Запах планеты был восхитителен. У каждой планеты – свой аромат, Тревайз это знал; аромат всегда чужой и, как правило, неприятный – может быть, только из-за того, что чужой? Но может ли незнакомый запах оказаться приятным? Или это всего лишь случайность – может, они попали на планету сразу после дождя в определенное время года? Как бы то ни было…

– Выходите, – позвал он спутников. – Тут просто великолепно.

– Великолепно – самое подходящее слово, – согласился Пелорат, выйдя из люка. – Ты думаешь, здесь всегда так пахнет?

– Какая разница? Через часок мы так привыкнем, что наши обонятельные рецепторы перегрузятся и мы не будем ощущать никакого запаха.

– Жаль, – огорчился Пелорат.

– Трава сырая, – проворчала Блисс.

– Ну и что? В конце концов у вас на Гее тоже бывают дожди, – сказал Тревайз. И тут золотистые лучи солнца на мгновение блеснули сквозь маленький просвет в тучах. Скоро, должно быть, станет теплее.

– Да, бывают, – согласилась Блисс, – но мы знаем, когда пойдет дождь, и готовимся к этому.

– Просто ужасно, – поморщился Тревайз. – Никаких неожиданностей. Скучно.

– Может быть, ты прав. Я постараюсь не вспоминать Гею так часто.

Пелорат огляделся по сторонам и разочарованно протянул:

– Похоже, тут нет ничего интересного.

– Только похоже, – отозвалась Блисс. – К нам кто-то приближается из-за того холма. – Она взглянула на Тревайза. – Как думаешь, может, пойти им навстречу?

– Нет, – покачал головой Тревайз. – Мы шли к ним навстречу многие парсеки. Пусть они пройдут остаток пути. Мы подождем их здесь.

Никого видно не было, но вскоре, с той стороны, куда Блисс показывала пальцем, появилась фигура, постепенно вырастая над вершиной холма. Потом вторая, третья.

– Видимо, пока все, – сказала Блисс.

Тревайз с любопытством наблюдал. Хотя ему никогда раньше не приходилось видеть роботов, он совершенно не сомневался, что это они и есть. Их фигуры напоминали человеческие. Чем ближе они подходили, тем меньше казалось, что они сделаны из металла. Поверхность роботов была тусклой и казалась мягкой, словно покрытой плюшем.

Но как знать, иллюзия это или нет? Тревайзу вдруг нестерпимо захотелось потрогать этих медлительных роботов. Если это на самом деле Запретная Планета и ни один корабль никогда даже не приближался к ней – а это наверняка так и; было, поскольку ее солнце не значилось на карте Галактики, – то «Далекая звезда» и люди, которых она привезла, должны быть чем-то таким, чего роботы никогда не видели. Но они шли к людям так уверенно, словно для них это было самым обычным делом.

– Здесь мы можем добыть такие сведения, – негромко проговорил Тревайз, – каких нигде в Галактике не найти. Мы можем спросить их о расположении их планеты относительно Земли, и если они знают, то скажут нам. Ведь неизвестно, сколько им лет. Они могут обладать колоссальными знаниями. Представляете?

– И наоборот, – охладила его пыл Блисс, – они могут быть сделаны недавно и не знать ровным счетом ничего.

– Или, – добавил Пелорат, – могут знать все, но отказаться разговаривать с нами.

– Вряд ли они откажутся, – сказал Тревайз, – если только не получили приказа не отвечать нам. А откуда взяться такому приказу, если никто на этой планете никак не мог ожидать нашего появления?

Не дойдя до людей метров трех, роботы остановились. Они молчали и не шевелились.

Держа руку на прикладе бластера и не отрывая глаз от роботов, Тревайз спросил Блисс:

– Можешь определить, что у них на уме?

– У меня нет никакого опыта контактов с подобным сознанием, Тревайз, но ничего похожего на враждебность я не чувствую.

Тревайз убрал правую руку с гашетки бластера, а левую поднял ладонью к роботам и сказал, медленно выговаривая слова:

– Я приветствую вас. Мы пришли на эту планету как друзья.

Робот, стоявший посередине, отвесил короткий и неуклюжий поклон – пожалуй, большой оптимист мог бы почесть это движение за знак мира – и что-то проговорил.

У Тревайза от удивления отвисла челюсть. В мире трансгалактических коммуникаций кто бы мог подумать о таком нелепом затруднении? Увы, робот говорил не на стандартном галактическом – его речь даже смутно не напоминала общепринятый язык. Тревайз не понял ни единого слова.

Пелорат удивился не меньше Тревайза, но одновременно чему-то обрадовался.