Алексей Калугин - Деграданс

ШИВЦОВ

12.20. Пятница

Шивцов медленно вытащил из кармана сигареты, покрутил пачку в руках, но не закурил. Он пытался понять самого себя, эти размывы в памяти, сумку с оружием у ног. И Калинин…

– Ты думал о требованиях?

Калинин наклонился совсем близко.

Шивцов сидел не оборачиваясь, но краем глаза видел охранника, подозрительно возящегося за бассейном с наручниками, видел каких-то очкариков, заходящих осторожно сбоку. Сделают шаг и ждут. Футболки со спортивного вернисажа. Один, близорукий, наверное, поправляя очки, шепнул: «Нарик это… Сам видишь, нарик… Он же ничего не соображает, что попадет под руку, на то и жмет…» Погасшие, но вдруг от шепота начинающие оживать лица. Какая-то женщина задом отползла за распахнутую, как шкаф, мумию. А охранник занудно, но терпеливо, пыхтя, как муравей, все возился и возился с наручниками.

– Ксюша! – заорал Калинин.

Плевать на дуру. Витька, похоже, один. Никаких сообщников. Нельзя, чтобы все закончилось пшиком.

– Не ходите туда, – предупредил кто-то Ксюшу.

– Я боюсь! – крикнула она издали, прячась за мумию.

– Иди сюда!

– Я боюсь!

– Иди сюда, дура! – заорал Калинин уже каким-то другим, высоким, почти бабьим голосом, потому что Шивцов поднял и приткнул обрез к его спине. – Ты же видишь? Он тебя требует. Если ты не подойдешь, он начнет стрелять. И с меня начнет!

Это подействовало.

Постанывая от страха, Ксюша сделала несколько шагов к бассейну.

– Это что? Это кровь?

– Иди сюда!

Шивцов тупо смотрел на приближающуюся Ксюшу.

В висках опять темно ломило. Память играла, как волна.

Пульсирующая боль то отдалялась, то вспыхивала под черепной коробкой.

Небось, у мумий головы не болят, злобно подумал Шивцов. Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Полупрозрачная кофточка… Полоска открытого живота… Они все тут посбесились… Эта сучка, наверное, всю ночь каталась под Калининым. На Ведакова ей наплевать…

Нежные очертания чуть оплывших грудей…

Что за ткань? Ничего не скрывает…

– Саша…

– Подойди сюда.

– Саша! Зачем? Я боюсь.

Шивцов оборвал перепалку:

– Чего ты боишься?

– Тебя!

– А его не боишься? – указал на Калинина.

– Его не боюсь.

– А Ведакова?

– Не боюсь! – закричала Ксюша.

– Потому и спишь с кем попало?

– Тебе-то что?

– Спал он с тобой?

Ксюша не выдержала:

– Спал!

Люди у бассейна вновь присели на корточки.

«Может, ревнивый муж? Может, не террорист? Да нет, похож на журналиста этот кудрявый… Ну и что? Может, с женой чужой, а его прихватили… Такое нынче сплошь и рядом…» По шепоткам, бегающим по залам, чувствовалось, что заложники понемногу теряют страх. Охранник, например, открыто просил булавку.

– Витя, – запаниковал Калинин. – Чего ты пристал? Спал, не спал. Какая разница? Да и не было ничего между нами.

– Ну так вставь ей прямо сейчас! – заорал Шивцов.

– Витя, у меня камера работает.

Шивцов искоса глянул на стеллаж, где на средней полочке был аккуратно пристроен калининский мобильник со встроенной видеокамерой и прямым выходом в Сеть.

– Хочешь сказать, нас видят?

– Пока нет. Пока я только делаю запись.

– Ну вот и оттрахай эту шлюху. Ты ведь этого хотел вчера? А потом пусти в эфир. Пусть все увидят. Пусть Андрюша Ведаков полюбуется на своего приятеля!

Шивцов встал и расставил ноги.

Охранник позвякивал наручниками, какая-то женщина пыталась помочь ему. Два очкарика, студенты, наверное, трусливо, но упрямо заходили сбоку. Ртутно поблескивал в бассейне кровавый раствор.

Один очкарик остановился.

Но второй машинально сделал еще шаг.

В руках у него была бутылка. Обыкновенная пластиковая бутылка.

Наверное, брал с собой минералку. День душный начинался. Но кто может знать, что там, в этой бутылке? Шивцов с расстоянии в три-четыре метра в упор расстрелял студента из пистолета. Ничего не видел, какие-то темные волны перед глазами. Только темные бегущие волны, и сквозь них вроде взлетели в воздух обрывки мышц задетой пулями мумии. Очкарика отбросило на белую стену, он сполз по ней, оставляя на белой краске кровавый след. Заложники негромко завыли.

– Возьми ее! – заорал Шивцов.

– Витя, ты же видишь, я не могу!

– Возьми меня, Саша! – в ужасе завизжала Ксюша. – Он же стреляет!

Ксюша вдруг оказалась так близко к Шивцову, что он ногой столкнул ее в открытый бассейн. Взлетели темные брызги.

– Возьми меня, Сашка! – визжала она. – Тебе же понравилось! Ты же сам вчера говорил, что тебе понравилось! – Груди под мокрой полупрозрачной кофточкой казались теперь совсем голыми. Ксюша упала в раствор, как в кровь. Барахталась, поднимаясь: – Ну, Саша! Он же убьет нас!

– Витя…

– Тогда ты, – повел стволом Шивцов.

Сопя, оглядываясь на замерших, сгрудившихся на полу у стен заложников, на Шивцова, охранник с наручниками на руке в ужасе сполз в бассейн.

Ксюша завопила.

«Давай, сучка!» – орал Шивцов.

Пуля вдребезги разнесла череп наклонившейся над бассейном мумии.

«Я сейчас, сейчас…» – стонала полуголая Ксюша. «Сейчас…» Она судорожно рвала заклинившую молнию на мокрых джинсах охранника. Кровавые руки, кровавые лица, налившиеся кровью глаза, мумии, трупные оттенки, стоны, наконец, кажется, Ксюше удалось. В клубящейся зыби, в темных разводах охранник, хрипя, прижал ее к бортику. Кто-то упал, отползая в сторону, кто-то плакал. Охранник, навалясь на Ксюшу, ничего уже не понимал. Хрипел, прижимал Ксюшу к мокрому бортику. В бурлении крови. Или раствора. Теперь уже все равно. Под изумленными мумиями. «Давай!» – орал Шивцов. Он почти ничего не видел. «Подмахни, шлюха!» И трижды выпалил в потолок, обрушивая на людей куски пыльного алебастра.

Игольчатый микрофон едва прошел в щель между плитами перекрытия.

Конечно, слышимость оказалась скверная. Но все же сквозь невнятные скрипы, непонятные шумы, шорохи доносились отдельные слова. « Возьми меня… Он же убьет нас… » Чтобы понять фразу, приходилось прогонять запись через сложную систему фильтров, а это пять-десять минут отставания от реального времени.

« Давай, сучка… Я сейчас… »

– Что там происходит?

– Рассмотреть сложно.

– А если замедлить скорость воспроизведения?

– Хотите смотреть матч в записи? – хмыкнул Жора.

– О, черт! – он сорвал с уха клемму с микрофоном. – Стреляют!

– Дай картинку!

Арутюнян одновременно крутил два верньера, попытался совместить плывущий звук с такой же плывущей картинкой.

– Сколько выстрелов?

– Пять или шесть. Чуть не оглох.

– Что там заслоняет видимость? Спина? Встал кто-то неудачно?

– Ну, да… – Арутюнян замер. – Если судить по звуку, товарищ капитан, стреляли из израильского «Иерихона»… Смотрите… – На экране вдруг появился край бассейна, заполненного густой темной жидкостью. Не очень ясный рисунок, но вполне различимый, с угадываемыми деталями. На вид жидкость в бассейне казалась тяжелой, как ртуть, но по ней шла рябь, как от брошенной щебенки. – А еще из обреза, кажись, пальнули…