Робертсон Дэвис - Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

- И что же это за Стонтон?

- Совершенно удивительный Стонтон, - сказал Пледжер-Браун, - но это еще не главное. Ты получаешь не только дедушку, но и неплохую историю в придачу. Знаешь ведь, как бывает - ищешь, ищешь чьего-нибудь предка, а тот оказывается совершенно пустым местом. То есть человек вполне добропорядочный и с хорошей репутацией, но с точки зрения родословной абсолютно неинтересен. А вот Альберт Генри - это целое жанровое полотно. Так слушай. Стонтон - это деревушка милях в десяти к северо-западу от Глостера и неподалеку от Херефордшира. В середине прошлого века там была всего одна пивная под названием "Ангел". Явно, казалось бы, она должна располагаться рядом с местной церковью - Благовещения. Ан нет. Но дело не в этом. Важно то, что в тысяча восемьсот шестидесятых в "Ангеле" работала привлекательная девушка, которую звали Мария Энн Даймок, и, вероятно, она считалась местной красавицей, потому что прозвали ее Ангелочек.

- Буфетчица? - спросил я, размышляя, как к этому отнесется отец.

- Нет-нет, - сказал Адриан. - Буфетчица - это ваше американское изобретение. В сельской пивной того времени посетителей обслуживал хозяин. Мария Энн Даймок была, несомненно, служанкой. Но она забеременела и сказала, что отец ребенка - Джордж Эпплсквайр, владелец "Ангела". Он отрицал это и говорил, что отцом ребенка могут быть несколько других человек. Даже сказал, что весь Стонтон может заявить права отцовства на этого ребенка, а он не имеет к этому никакого отношения. Из "Ангела" Марию Энн вышвырнули - он или его жена... А теперь - главная изюминка. Вероятно, Мария Энн Даймок была особа с характером, потому что она родила ребенка в местном работном доме, а когда пришло время, понесла его в церковь, крестить. "Как назовем?" спросил священник. "Альберт Генри", - ответила Мария Энн. С именем было решено. "А как быть с фамилией? - спросил священник. - Может, Даймок?" "Нет, - сказала Мария Энн, - запишите его Стонтоном, потому что хозяин сказал, что его отцом могла быть вся деревня, а я хочу, чтобы он носил фамилию отца". Я узнал все это из архива местного археологического общества, в котором хранится довольно любопытный дневник этого священника. Звали его, кстати, преподобный Теофил Майнорс. Майнорс, вероятно, был парень что надо и, по всей видимости, считал, что Эпплсквайр нехорошо обошелся с девушкой. Преподобный записал-таки младенца в приходской книге как Альберта Генри Стонтона... Конечно, закончилось все это скандалом. Но Мария Энн стояла на своем, а когда дружки Эпплсквайра стали угрожать ей, мол, житья в приходе не дадим, она пошла по улице с шапкой: "Если хотите, чтобы я уехала из Стонтона, дайте мне денег на дорогу". Ей бы мужиком родиться. Много денег она не собрала, но преподобный Теофил признается, что дал ей потихоньку пять фунтов. Нашлись и еще два-три жертвователя, которые восхищались ее отвагой, и скоро у нее уже хватало на дорогу. В те времена добраться до Квебека можно было меньше чем за пять фунтов, если покупать билет без кормежки, а дети вообще путешествовали бесплатно. И вот в конце мая тысяча восемьсот шестьдесят шестого года Мария Энн отправилась в путь, и была она, без всяких сомнений, твоей прабабушкой.

Мы сидели в одном из тех оксфордских ресторанчиков, которые внезапно появляются и так же внезапно исчезают, потому что заправляют ими непрофессионалы, и дошли до десерта - русской шарлотки из черствого бисквита, засохшего желе и какой-то химии. Я все еще помню ее вкус, потому что он ассоциируется у меня с мрачным сомнением - что же сказать отцу. Я объяснил все Пледжеру-Брауну.

- Но мой дорогой Дейви, ты же упустил изюминку, - сказал он. - Ведь какая история! Подумай о предприимчивости и мужестве Марии Энн! Она ведь не бежала с незаконнорожденным сыном, чтобы спрятаться в Лондоне, где докатилась бы постепенно до самых низких форм проституции, а маленький Альберт Генри стал бы вором и сутенером. Нет! Именно из такого материала ковался великий Новый Свет! Она не встала на колени, а потребовала, чтобы ее признали личностью со своими неотъемлемыми правами! Она бросила вызов викарию, Джорджу Эпплсквайру и всему общественному мнению. А потом отправилась за океан, чтобы прожить славную жизнь в стране, которая тогда, мой любезный друг, была всего лишь колонией, а не великой самоуправляемой нацией в составе Содружества! Она была там, когда Канада стала доминионом!* [В 1867 г. Канада из колонии стала доминионом, то есть государством в составе Британской империи, признававшим главой английского короля. В 1947 г., после образования Британского содружества наций, многие вошедшие в него бывшие доминионы продолжают признавать главой государства английского монарха.] Возможно, она была тогда в ликующей толпе в Монреале, или Оттаве, или где-нибудь еще. Ты даже не понимаешь, как все это здорово.

Я все понимал. Я думал об отце.

- Признаюсь, что сунулся не в свое дело, - сказал Адриан и покраснел до корней волос. - В Подвязке мне б устроили выволочку, если бы узнали, как я баловался с красками. Но ведь в конечном счете это мой первый самостоятельный поиск, и соблазн был слишком велик. А потому прошу тебя как друга принять от меня этот пустячок - "анитергиум".

Он вручил мне что-то вроде маленького тубуса, и, сняв металлическую крышечку с одного конца, внутри я обнаружил свиток. Развернул его на столе, где медицинская шарлотка уступила место чему-то вроде кофе (фирменное блюдо а-ля Борджа* [Борджа - знатный итальянский род, известный, среди прочего, и тем, что его представители расправлялись с врагами посредством яда.]), и увидел герб.

- Это довольно грубая вещица, и в Геральдической коллегии меня подняли бы на смех, но удержаться я не мог, - проговорил он. - Описание на нашем жаргоне звучит так: "Красный в волнистой кайме, или Ангел Благовещения с трехмачтовым парусником в правой руке и яблоком в левой". Иными словами, вот тебе Мэри - Ангелочек с кораблем, отбывающим в Канаду, и старым добрым яблоком "глостер", из каких готовят сидр, на красном фоне с извивающейся золотистой каймой по краю щита. Извини за волнистую кайму - она означает незаконнорожденность, но об этом необязательно всем рассказывать. Теперь нашлемник: "лис на задних лапах анфас, в пасти сахарный тростник, всё в естественном цвете". Это символика деревеньки Стонтон, но слегка изменённая для твоих нужд, а сахарный тростник указывает на источник вашего состояния в хорошей геральдике такое не редкость. Девиз - "De forte egressa est dulced", или "Из сильного вышло сладкое", - это из Книги Судей, точнее и не скажешь*. ["Из сильного вышло сладкое" - слова из загадки Самсона: "...из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое" (Книга Судей, 14:14). Самсон, победив в единоборстве льва, через несколько дней нашел в трупе животного пчелиный рой и мед, который поел сам и отнес родителям.] И посмотри-ка сюда - лису я нарисовал довольно-таки вызывающий половой орган. Намек на то, что в этой сфере твой отец достиг известных вершин. Ну как тебе, нравится?