Юрий Никитин - Я – сингуляр

И в то же время, в то же время…

Во рту стало горько, словно я полдня жевал полынь. Страшно такое помыслить, но Габриэлла действительно потеряна. Это только в дешевых мелодрамах любовь, секс и всякие сю-сю выше долга, чести, но не среди людей, у которых есть нравственные стержни. Да еще в моем мире, лишенном нравственных ориентиров, смешно говорить о каких-то принципах.

Но Габриэлла… она – настоящая. И ее идеалы, впитанные с молоком матери и взращенные и развившиеся в ее тесном окружении, не позволят опуститься так низко, чтобы пойти за мной только потому, что ах-ах, полюбила, а выше любви у простых людей нет ничего. Но это – у простых.

А если, мелькнула жалкая мысль, ну ее на хрен, эту сингулярность? Жили без нее, умирали без нее… Умерли Толстой, Достоевский, Менделеев, Гомер, Шекспир, Ньютон, Паскаль… а почему я должен пытаться избегнуть их судьбы? Они лучше меня, но все-таки умерли…

На другой день, отоспавшись, я постарался посмотреть на все более трезво и рационально. Конечно, я дурак, надо было подходить к этому вопросу, вернее, подводить, мягче и осторожнее.

А так даже мне сейчас, при свете дня, непонятно, из-за чего поссорились. Вчера было понятно, а вот отоспавшемуся – непонятно.

Из-за чего? Не просто поссорились, а Габриэлла уверена, мы расстались. Ха, щас я ее так просто отпущу! Нормальные люди ссорятся, кому мусорное ведро выносить, кому собаку выгуливать, скандалят из-за ревности, подгоревшего бифштекса, смазливого соседа или соседки, а также купленных на размер меньше туфель…

А мы, смешно сказать, поссорились из-за… тьфу, культуры. Вернее, что ею считать. Двое придурков. В постели проблем нет, трахались нормально, а это теперь основная причина ссор: несовместимость желаний, каждый хочет по-своему, а на поводу у женщины можно пойти раз-другой, но не всю семейную жизнь, здесь наша психологическая доминанта бунтует…

К счастью, как всякий занятый любимым делом человек, Габриэлла на сексе не зациклена и не ищет в нем основу бытия, во всем остальном вкусы совпадают, взять хотя бы астрономию.

Так какого же?..

Я робко позвонил вечером, она не взяла трубку. Вернее, увидела по имени, кто звонит, и не ответила. Не ответила и на другой день. И на третий.

Я подстерег ее на выходе из университета, но она прошла мимо, не удостоив взгляда, хотя я катил, почти обдирая шины о бордюр, до троллейбусной остановки.

И – маятник качнулся в обратную сторону. Мой оптимизм, что это не ссора, а недоразумение, начал стремительно испаряться, а вместо него разверзлась бездна тревоги и безнадежности.

Похоже, я больше был прав, когда заподозрил в ней верность идеалам. Неверным, конечно, но красивым и благородным. Как идеалы рыцарства, ими любуемся, но жить по ним и раньше было трудновато, а сейчас так и вовсе невозможно. А так да, красиво.

Но если она верна идеалам, то вопрос теперь в том, кто из нас во имя любви, так сказать, откажется от своих принципов и примет чужие… признав их своими.

Если честно, то это должен бы сделать я. Хотя бы потому, что на самом деле у меня нет никаких твердых принципов. Я не то чтобы бесхребетник, но все еще не выработал их в таком сложном и быстро меняющемся мире.

Я понимал, что тону. Поздно ночью, когда мышка выскальзывает из пальцев, а глаза слипаются, я сажал перса на рынке покупать нужное и, оставив комп включенным, валился в постель. Утром поднимался по отчаянно дребезжащему будильнику, а у меня их три, настроены так, что начинают звенеть друг за другом, а потом снова и снова, брел с закрытыми глазами в ванную, а в мозгу вместе с остатками сна вертится озабоченное: надо кейматы сменять на бруски железа, а те переплавить в сталь, благо уголь есть, потом пойти поохотиться на монстров в Долине Смерти, но избегать встреч с персами из клана «Эверрэд», эти совсем оборзели, мочат всех встречных-поперечных…

Не забыть еще ответить Сагитте насчет вступления в клан, мол, я не отказываюсь, но пока еще рано, сперва хочу скрафтить сам доспехи получше, чтобы потом клан на них не претендовал, если вдруг придется выйти из клана. Еще Кавардак звал к себе, надо и ему отказать вежливо, а то обидчивый больно, вдруг да внесет на лист, как недруга, которого надо килять при встрече всем кланом…

Ага, а еще сразу же, как вернусь, надо в некрополь, там успею застать Азалинду и Сагитту, обе могучие маги, ко мне хорошо относятся, могут подлечить, пробафить, а то и вообще возьмут на время кача в пати…

Я чувствовал, что уже не вырвусь из этого сладкого и такого великолепного мира, где хоть и не все совершается по моей воле, но все же мир добрее и увлекательнее, люди интереснее. Я могу даже пользоваться магией, хоть и не маг, а чем выше поднимаюсь по левелам, тем больше у меня возможностей. А через семнадцать левелов, на это уйдет примерно четыре месяца, смогу летать на драконе…

И вообще уйду в сингулярность, а Габриэлла… останется в этом мире? Я вспомнил, какой видел ее в последний раз: бледное худое лицо, волосы стали еще короче, высокие скулы, красиво очерченные губы, но по-прежнему почти никакой косметики. Как она тогда подняла на меня взгляд и печально улыбнулась!

Пальцы впились в подлокотники рабочего кресла, а сердце застонало от нежности и желании спасти, защитить, уберечь… ну не знаю, от чего-нибудь. Глаза большие, темные и печальные, в них укор, словно я в чем-то предаю…

Я с силой потер ладонью лоб. Давай сначала: технологическая сингулярность – это точка невозвращения. И, конечно, раскола. Хотя можно называть не расколом, а… кому как удобнее. Например, ушедшие в сингулярность будут считать, что они из гусениц превратились в бабочек, а оставшиеся будут полагать, что всегда часть человечества уходит либо в наркоманию, либо в алкоголизм, либо в еще какую гадость. Но те остаются гадить здесь, а сингуляры уйдут с Земли. И скатертью дорога! Возможно, так будет считать и Габриэлла. Но что, если для этой точки зрения есть какие-то основания?

Я кликнул по пиктограмме скайпа, выбрал аватарку Чернова. На экране появилось его усталое лицо, под глазами темные круги, морщины на лбу превратились в ущелья. Я попытался улыбнуться, вздохнул несколько раз глубоко и часто, заставляя кровь подниматься к мозгу.

– А что, – спросил я вместо «здравствуй», – потом? За сингулярностью?

Чернов, бледный и осунувшийся, вздрогнул, я видел, с каким усилием он разламывает незримую глыбу льда, в которой оказался из-за моего вопроса. Тоже вздохнул глубоко и шумно, зябко передернул плечами и даже попытался улыбнуться, мол, все в порядке.

– Странно, – ответил он хриплым голосом, словно год дрейфовал на льдине вблизи Северного полюса, – если бы это был конец развития…