Юрий Никитин - Проходящий сквозь стены

Пожалуй, стоит заехать к Ольге, с этой всегда просто и никаких проблем. Правда, надо свернуть на параллельную улицу, а там хреновая развязка, по авторадио предупреждают о вялотекущей пробке, что может вообще застыть надолго, там дорожные работы, шоссе сузили, то и дело кто-то спешит проскочить раньше и задевает других, все замирает до приезда ГАИ.

Может, к Наталье? Все бабы одинаковы, только одни ближе, другие – дальше. Индекс доступности у всех один, ни одна другой не позволяет стать доступнее, тут же предлагает себя по еще более сходной цене.

Впереди зажегся красный свет, я притормозил и остановился, даже хотел было выйти и поправить дворники, ибо пересекаем главную, и здесь приходится стоять долго.

Лениво рассматривал, припустив стекло, девчонок на тротуаре: бегут к троллейбусной остановке, на меня оглядываются с жадным интересом. Вижу, вижу, что в ваших мозгах, двустволки…

Взгляд зацепился за легкую поджарую женскую фигурку в джинсах. Девушка идет быстро и целеустремленно, в одной руке полиэтиленовый пакет, через плечо перекинута дорожная сумка, волосы пепельного цвета небрежно собраны и закреплены аптекарской резинкой.

Я опустил стекло до упора, высунул голову.

– Лина!..

Она оглянулась, на меня взглянули ее серые строгие глаза, я увидел на лице недоумение, затем рот растянулся в легкую улыбку.

– А, богатенький мальчик… Как квартира?

– Все в порядке, – ответил я чуть сердито, – уже другую купил. Как ты?

Она пожала плечами.

– Нормально.

– Грызешь гранит науки?

– Грызу.

– Еще долго?

Она оглянулась на светофор, но ей, как и нам, красный, снова сдвинула плечами.

– Почти год.

Я сказал неожиданно для себя:

– Садись, подвезу.

Она покачала головой.

– Спасибо, я на троллейбусе.

– На машине быстрее, – сказал я.

– А мне по прямой, – ответила она. – Почти та же скорость.

– Здесь уютнее, – сказал я с настойчивостью. – Посмотришь, какой здесь салон!

Она усмехнулась, я увидел в ее глазах странное превосходство.

– Спасибо, я не избалована.

Я оглянулся, скоро будет зеленый, а за мной уже набралось машин, сказал настойчиво:

– Да брось ломаться, садись!

Она посерьезнела, отступила, в глазах появилось осуждение.

– Извини, мне некогда.

И отвернулась. Зажегся зеленый, машины рванули, сзади тут же раздраженно забибикали. Я крикнул ей:

– Я не сдвинусь с места, если не сядешь!..

Она оглянулась, покачала головой и двинулась через улицу вместе с пешеходами. Сзади бибикали громче, я тронул машину, на скорости пересек перекресток, а на той стороне сразу припарковался, это получилось как раз метров за тридцать перед троллейбусной остановкой.

В зеркало заднего обзора смотрел, как пешеходы медленно ползут неопрятной кучей по зебре, начинают расслаиваться, самые быстроногие вырываются вперед, старики стараются изо всех сил, но все равно позади, а улица здесь широкая… Лина идет в первой группе, легкая и быстрая, лицо серьезное, брови сдвинуты, но я шестым чувством угадал, что обо мне уже забыла, едва зажегся зеленый.

Когда поравнялась с моей машиной, я уже стоял с правой стороны и распахивал дверцу.

– Прошу!

Она улыбнулась и покачала головой:

– Извини, это не для меня.

– Весь мир для тебя, – провозгласил я с пафосом.

Она попыталась меня обойти, но я, выпустив дверцу, раскинул руки широко и загородил ей дорогу. Она сказала резко:

– Прекрати.

– Не прекращу, – ответил я упрямо. – Мы должны поговорить.

С остановки к нам начали приглядываться. У всех на лицах я видел злость и осуждение, все эти неудачники ненавидят тех, кто ездит на дорогих машинах. Послышались реплики, все громче и громче, заговорили о сынках чиновников, которые жируют на уворованные у народа деньги, о малолетних бандитах.

Один мужик крикнул:

– Девушка, вы только скажите! Милицию враз вызовем!

Второй сказал еще громче:

– А номер мы запишем, запишем…

Он наклонился и сделал вид, что внимательно рассматривает номер, хотя такой старый пень уже вряд ли помнит, как его зовут самого. Я чувствовал, что еще чуть – и, вообще-то трусливый, народ, собравшись в толпу, вот так подогреваемый выкриками, что сплачивает их, может сделать несколько шагов в нашу сторону, и тогда мне в самом деле придется удирать.

Я вскрикнул горестно, упал перед нею на колени и закричал отчаянно:

– Ну прости меня, прости!.. Ну выпил я, выпил, а тут уж как-то само!.. Ты ж сама меня послала на эту дурацкую вечеринку! Я ж хотел остаться с тобой дома, я ценю наш уют, а ты: иди да иди, нехорошо, когда коллеги празднуют без тебя…

Она слушала, малость ошалев, зато народ на троллейбусной остановился, прислушиваясь, начались между ними разговоры, первой подала голос женщина:

– Девушка, да простите его!.. Семью нужно беречь…

– Спасибо, – крикнул я с чувством и, не вставая с колен, попытался поймать руку Лины и поцеловать. – Прости, не будь такой жестокой! Давай сохраним семью!..

От остановки послышались нерешительные голоса:

– Да, семья… это сила…

– Девушка, да с кем не бывает…

– Простите его, вы ж сами его погнали на ту вечеринку…

– Простите парня!

– Он же не свободе радуется, а за вами бегает…

Голоса становились все настойчивее, я изображал такое раскаяние, что у меня в самом деле навернулись слезы. Одна даже выкатилась и побежала по щеке. Лина посмотрела изумленно, вздохнула и сказала сухо:

– Хорошо. Но я проеду только в сторону универа… и то не до конца.

Обливаясь счастливыми слезами, я поймал ее руку и успел поцеловать пальцы. Она выдернула, словно обожглась, с большой неохотой опустилась на правое сиденье. Я послал благодарную улыбку собравшимся на остановке, обежал машину и, плюхнувшись на сиденье, рванул с места, пока Лина не передумала.

– Ну и актер, – сказала она с отвращением. – Какое представление! Тебе бы в депутаты…

– А что делать, – сказал я, – мне очень хотелось тебя заполучить в машину.

Она слегка насторожилась.

– Зачем? Я и так оценила твою тачку. Обстановка внутри ничего не добавит.

– Думаешь? – спросил я и открыл портативный бар.

Она равнодушно скользила взглядом по бутылкам с затейливыми наклейками.

– Пьешь за рулем?

– Я вообще не люблю пить, – признался я неожиданно. – Это так, для гостей….

– Для девочек, – подсказала она. – А зачем? Ты парень видный, машина шикарная. Подпаивать никого не нужно, и так любая раздвинет ножки. Или отминетит по полной. Так зачем?

Она спрашивала холодновато, с брезгливостью хирурга, которому приходится оперировать пьяного обосравшегося бомжа, сбитого машиной в три часа ночи.

Я пробормотал:

– Ну… так принято. Ты же сама сказала, что в квартиру с таким полом и обоями не завозят шикарную мебель. Я это запомнил.