Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

– Но это же вторжение! Вон как поднялись против Гитлера!

Белович поерзал, бросая на меня умоляющие взгляды, я кивнул, он сказал с некоторым ожесточением в голосе:

– Глеб Васильевич, позвольте дать справку. Доктрина Гитлера была направлена на уничтожение большей части славянства. Москву собирались сжечь, а на ее месте устроить пустырь. Русских, белорусов и украинцев – истребить!.. Видите разницу? Да и то, говоря по правде, приходилось ставить заградотряды. Слыхали, что это такое? А сейчас, когда чужаки придут просто поселиться, а местных трогать не будут… споначалу…

Он умолк, глядя на меня, я сказал:

– Спасибо, Василий. Итак, защитить не сможем. Дальний Восток и Сибирь пока что наши лишь потому, что Китай и Япония не спешат. Уже могут взять, но не торопятся… Знают, что все это достанется только им. А у нас в самом деле уникальный шанс повернуть не только историю России, но историю всего человечества!

Их лица окаменели, в глазах Власова мелькнуло неудовольствие, а Лукошин всем видом выразил отвращение, даже сдержанный Бронштейн показал, что не приемлет сказанного. Я не сразу врубился, что у всех уже идиосинкразия на высокие слова, всегда при прошлой власти подчеркивали, что именно Россия рулит миром, что у нее самая что ни есть уникальнейшая роль, и вот сейчас, когда в яме…

А ведь перед Россией, подумал я с удивлением, как ни удивительно, судьба действительно снова поставила уникальную цель. Поневоле поверишь, что Россия предназначена для чего-то необычайного, что перевернет судьбы всех людей. Я в это подспудно верил… и теперь вижу, что моя вера, о которой пророчески говорил Тютчев, полностью оправдалась!

Я сделал паузу, не потому, что такой эффектный оратор, просто перевести дыхание нужно, но получилось очень кстати. Слушают в напряжении, никто не переговаривается, не гоняет тетрис в наладоннике.

– Да, мне тоже претят высокие слова. И я тоже готов над ними поприкалываться… когда говорят другие. Но сейчас только Россия может изменить курс всего человечества! И определить одна и для всего мира: на каком языке будет говорить человечество в XXII веке: на английском или китайском?

Неделю ночевал в офисе, но все-таки пришлось на одну ночку вернуться в свое Бутово, у меня дома кое-что из документов, которые не доверял офису. Охрана расположилась в коридоре, на лестничной площадке, а двое всю ночь развлекали консьержку, молодую смешливую девку из приезжих.

Утром я пообещал охранникам, что сегодня и дальше буду ночевать в офисе, так уж получилось, смотрел в их серьезные лица, и впервые всего пробрала дрожь: а ведь за мной действительно идет охота! Куйбышенко знает, что говорит, у него коны есть во всех службах. Уже не только мои бывшие соратники стараются лишить меня жизни, но подключаются более могучие и влиятельные партии, организации, движения, чуть позже вступили в игру правительственные тайные службы, а ведь это еще цветочки, если вспомнить, что главный удар могут нанести спецслужбы Китая, Японии, исламских государств…

На выходе из подъезда в лицо швырнуло колючим снегом, даже не снегом, а измельченными, словно на крупнозернистой терке, мелкими льдинками. До самой проезжей части снегу по колено, где же дворники, где хваленая снегоуборочная техника, почему для России зима всегда неожиданность, ах, черт, под снегом лед… ничего, в моем возрасте падать еще можно, но, если старик вот так шмякнется об заледенелый асфальт, покрытый блестящей корочкой, все кости переломает, они у стариков хрупкие, как у птичек…

Небо еще черное, возле фонарей мельтешит рой снежных бабочек. С темного неба все еще сыплет, страшно подумать, что творится на дорогах. Не ехать сегодня, что ли, к обеду разве что доберусь, а там уже пора будет возвращаться… Увы, я уже не глава прежней РНИ, которую никто не замечал, сейчас мы организация, влияние которой сравнимо по мощи с отдельными государствами.

Терновой, старший сегодняшнего отряда моей охраны, вздохнул с превеликим облегчением, когда мы благополучно добрались до офиса и железные ворота закрылись за нами. Я сказал что-то вроде: ну вот, а вы боялись, он покачал головой, в глазах было легкое презрение к тупому охраняемому объекту.

– Одна группа двигалась впереди и одна сзади. Еще по группе сопровождали нас по параллельным улицам. Они-то и задержали семерых… да-да, семерых, что готовились отправить вас к праотцам.

– Может быть, – спросил я сразу осипшим голосом, – просто бандитские группировки?

– Уже признались, – ответил он сдержанно. – Мы не правительственная структура, а частная, понимаете? Когда мы проводим собственное расследование, то делаем это быстро и… не всегда придерживаясь Женевских конвенций. Или Гаагских, неважно.

С утра я уже думал с тревогой, что теперь и к окнам нельзя подходить никому, снайперы могут взобраться на крышу любого дома, но забылось, работы целые горы, в который раз не пошли на обед в кафе: в самом деле столько прекрасной работы, от всех не то что пар – дым столбом, горим, тратим калории, накопленные за годы безделья.

Власов целыми днями бурчал, Штаты, по его мнению, достаточно сильны, чтобы сражаться с Востоком в одиночку, я в который раз возразил:

– Штаты начали выдыхаться! Как ни дико звучит, но их подкосил именно развал СССР. До того времени жили в напряжении, вкалывали, а сейчас как будто бы уже все сделали, можно отдохнуть… Администрация понимает, что надо еще нагнуть Китай и Японию, а затем и быстро набирающую силу Индию, но туповатый американский народ не видит, ему хлеба и зрелищ, требует остановиться в этом беге, полежать… Зато мы уже в такой глубокой яме, что уже созрели для пассионарного взрыва!

Власов сказал сварливо:

– Ну так и пусть наши пассионарии возрождают Великую Россию!

Я покачал головой.

– Не успеют. Да и едва начнется подобное пробуждение, Китай тут же пошлет уже не мелкие отряды переселенцев, а так это средние – по сто-двести миллионов каждый. И Россия в одночасье станет Китаем. Ладно, пусть не вся Россия, а только Сибирь, даже Восточная Сибирь… Но это будет только первый откушенный кусочек.

Власов прорычал в тоске:

– Но Юса, Юса… ладно, пусть даже Штаты. Ненавижу! И разве не стыдно вот так к своему противнику?

– Это вражда между братьями, – ответил я. – Между братьями всегда соперничество, зачастую – до драки. Но когда приходит чужой, братья встают плечом к плечу против врага.

– Штаты – наш брат?

– Все человечество, если уж на то пошло, братья, но Штаты – родной брат, а вот Китай, Япония или Индия – двоюродные, согласен? А негры так и вовсе…

Лукошин скривился.

– Ненавижу расизм и негров!

– Среди людей нет ничего зазорного, – сказал я, – когда человек за утешением приходит к другу. А уж если брат к брату… Это нормально, когда более сильный поддерживает упавшего духом, впавшего в депрессию. Это естественно, без этого человеческая общность многое бы потеряла. Даже не знаю, состоялась бы вообще? То же самое и с народами. У всякого бывают спады, депрессии, как вот сейчас в России уныние после краха строительства светлого будущего для всех и бесплатно! Для всего человечества, напоминаю, строили, не только для России. Коммунизм, как писали у нас везде, это светлое будущее всего человечества.