Юрий Никитин - Баймер

Валериан Васильевич благосклонно проследил, как я наполнил ему чашку: всего на треть, можно еще сливки по вкусу или молоко, промолвил иронически:

– А как же Пушкин, Толстой… Что ж, для вас и Пушкин не авторитет?

Напор был таким мощным, что я на какой-то миг дрогнул, замялся, едва не промямлил что-то типа: да как можно, Пушкин – это Пушкин, он вечен, и вообще есть вечные ценности, которые отменять никому не дано…

Я сказал почти хладнокровно:

– Почему-то, ссылаясь на авторитет Толстого, многие полагают, что таким образом делают свои доводы неотразимыми. Три ха-ха и еще три пера в задницу! Для меня человек, у которого нет выхода в Интернет, уже не авторитет. Да и вообще… Огромное спасибо Попову или Маркони, что изобрели радиосвязь, но я бы не стал спрашивать у них совета, как наладить беспроводный модем. Или как ускорить передачу сжатых данных через спутник.

– Речь не о технике. Есть общие ценности…

Я старательно делил кофе на три оставшиеся чашки. Маловато, придется через часок делать новую вылазку.

– Да и двести способов жертвоприношения, – ответил я словами Костомара, – мне по фигу. Как и все их ритуалы. Как наши политики не стали бы спрашивать, как управлять страной, ни у Гильгамеша, ни у Цезаря, ни у Кампанеллы, ни у Томаса Мора… То же самое про наших отцов экономических чуд: Столыпина, Витте, Петра Первого.

Отец смотрел с ужасом.

– Ты в самом деле отрицаешь… преемственность поколений!

– Ты ж сам сказал, – ответил я, – что я – мутант. Мутация – это качественный скачок. Отец, я люблю тебя, но мы в самом деле качественно новое поколение! Мы – дети Интернета, а это совсем другой мир, другое время, другое мировоззрение, другая философия, другая мораль… да все другое. Я тебя очень люблю, правда! Но ты для меня как участник Ледового побоища, где красиво и героически потоптали не то фрицев, не то татар. Я люблю этого героя в доспехах с мечом, красивого, благородного и отважного, но к своему компу Александра Невского не допущу и в дискуссии вступать не буду. Ну, разве что о том, что вкуснее: телячья отбивная или свиная…

Собрав наполненные чашки, я попятился в новое тысячелетие.

Сегодня вечером нас ждет очередная попойка под сенью огромного дуба. Я понимаю исключительную важность этих попоек, которые на самом деле вовсе не попойки, а нечто более высокое, священное, объединяющее в себе военный совет, отчетность нижестоящего перед вышестоящим, одновременно и объединяющее вышестоящих и нижестоящих в некое братство… Да-да, то самое, что сперва было охотничьим союзом пещерных жителей, а потом с развитием ритуалов превратилось в замкнутые общества военных, масонов, дворян, евреев, асассинов, хакеров…

Со стороны кухни уже прет мощная таранная волна бодрящих запахов жареного мяса, молодого и нежного, сдобренного перчиками, аджичкой, травами, над трубой дымок, что-то там готовят по старинке: на дровах. Чудовищный век: ноутбуки, Интернет и – дрова, шашлыки…

Я проверил телесистемы, даже заставил себя зайти в операторскую, нельзя же быть таким отчаянным трусом, хотя в глубине души отчаянно огрызалось: а почему нельзя? Еще как можно! Пусть трус, зато живой…

Козаровский взглянул на меня с явной неприязнью, но в глазах было и нечто злое, некое злое торжество. Я тут же с ужасом подумал о Веронике. Не начинает ли этот гад о чем-то догадываться?

На лестнице меня догнал Антон, сказал оптимистично:

– Ты чо такой задумчивый? Как мы живем – государственная тайна, на что – коммерческая. Удача повернулась к нам фортуной: есть пара часков свободных – пойду погоняю гадов в дайкатане… Как говорится: дурная голова ногам покоя не дает, дурная привычка – рукам. Слушай, Баймер ты наш яйцеголовый, скажи: почему балерины все время встают на носочки? Не проще было бы пригласить танцовщицу повыше ростом?

– А какого цвета хамелеон, когда смотрится в зеркало? – ответил я. – Пойдем, а то Сергей заберется в твою дайкатану…

Из караулки навстречу нам несся все усиливающийся грохот, вырывались клубы дыма, сильно пахло пороховой гарью. Из открытой двери вылетали разорванные в клочья трупы и что-то кричали на ломаном русском.

За одним компом сидит Иван. За другим Сергей в раздражении колотит по всем клавишам, но байма, судя по темному экрану, запуститься не возжелала. Наконец он щелкнул по альт-табу, на экране высветилась синяя табличка. Сергей всмотрелся, присвистнул:

– Эге, а я смотрю, что у меня байма не идет!.. А тут Антон уже весь диск забил…

Антон из-за моего плеча с порога нервно огрызнулся:

– Ну уж и весь! Твои стрелялки заняли места больше.

– Так это ж стрелялки, а не твои дурацкие симсы. Давай сотрем, а?

Антон подпрыгнул, лицо сразу стало злое, кожа натянулась, в глазах засверкала подлинная ярость.

– Крыша поехала?..

– А чо?

– Стрелялки сотри! – сорвался Антон. – А Sims… это игра!..

– Хреновина, а не игра, – сказал Сергей хладнокровно. – Ты ж вроде в дайкатану режешься? А зачем-то занял под аддоны Sims’а полвинта!.. Два особняка для своих любимцев отстроил! Я видел, как ты для одних все тащишь, а другим фиг… Что, не так?

На Антона смотрел с интересом уже и Иван, а он извивался, как уж на горячей сковороде. Сказал с самым несчастным видом:

– Это не потому, что та семья мои любимцы!.. Я просто по отношению к ним едва-едва не сподличал.

– Как это?

– Понимаешь, – ответил Антон непривычно жалко, – там такая опция, что когда выселяешь семью, то остаются только голые стены дома. А покупать мебель и дорого, и муторно. И денег нет, да и потом у меня руки кривые: что ни поставлю, либо не так, либо дисгармония… А вот если семья помрет, то остается вся мебель, цветы, картины на стенах, рыбки в аквариуме… Вот я и… Это Андрий, гад, подсказал!.. Не знаю, всерьез или хотел подколоться… Завел я их по подсказе этого гада в одну пустую комнатку, а двери и убрал вовсе. Бьются они в четырех стенах, кричат, плачут, ко мне ручки протягивают!.. Добро бы только мужик, а то и жена, и двое детей… Долго я крепился, а они, гады, как назло, так долго не умирают! От голода уже шатаются, падают, я включил на ускоренный режим, все мельтешит, слышу их крики, жалобы, стоны, они протягивают ко мне свои крохотные баймушечные ручки… Не выдержал, отключил звук. Все равно жутковато… Слышу, в сердце кольнуло, да так остро! Пошел к аптечке, там Вероника для шефа хранит всякие валокордины, накапал впервые в жизни, выпил. До чего же горькая гадость!

Сергей подтолкнул с живейшим интересом:

– Ну-ну, дальше.

– Вернулся, а они еще живы. Дети уже лежат, вот-вот кончатся, одни скелетики, едва обтянутые кожей, мать над ними ревет, сама вот-вот погаснет, а мужик все еще на стены кидается, кричит, руками мне машет: что ж ты, гад, такое делаешь? Ну, дрогнуло во мне… Как мог побыстрее сломал им стенку. Мужик бросился на кухню, но, пока добежал до холодильника, я уже сам вошел в фоновый режим, поставил перед ними еду. Уф, начали есть, потом на трое суток в сон. С работы его выгнали, не стали выяснять, что это я, сволочь, все устроил. Детей едва-едва не отдали в военную школу… Так что я уж за ними теперь ходю, все условия, кое-что продал из мебели, только бы их здоровье поправить…