Юрий Никитин - Баймер

Он смотрел со злостью, но и требовательно. Я посмотрел в его глаза, злые и одновременно просящие, жаждущие знаний, это от меня-то, который сам как в темному лесу. Другие охранники тоже повернулись от мониторов, смотрели с ожиданием.

– Ладно, – сказал я со вздохом, – только, Сергей, без обид, ладно?.. Сам напросился. Ты запущен, как огород у моей бабушки… Тебе надо все сначала. И, желательно, на пальцах, иначе все окажется чересчур высокими истинами.

Он сказал зло:

– Давай на пальцах! Мы ж тут усе тупые.

– Тогда получи. На пальцах. Когда два человека встречаются, к примеру, на улице, то в разговоре участвуют еще и мимика, жестикуляция, всякие там кивки, улыбки, телодвижения, дополняющие слова. Когда звонишь по телефону, то надо сперва назваться… ага, для тебя это дикая новость!.. потом поинтересоваться, не оторвал ли от дел, – ты же не видишь, чем собеседник занят, а можно еще и спросить, как себя чувствует. Что, чересчур? А если он лежит обмотанный бинтами и с термометром в заднице, и ты ему с ходу начнешь ржать веселый анекдотец про покойников?

Антон в самом деле коротко ржанул, представив кого-то из своих в такой позе, а я продолжал:

– При общении в Интернете не слышишь даже телефонного голоса, по которому тоже можно кое-что да определить. В Интернете – только буквы. Потому первое впечатление – ник. Да, за ником «Подонок» с некоторой ничтожной долей вероятности может скрываться не совсем подонок. Но когда в общественный транспорт вламывается пьяный в жопу бомж, от которого воняет: только что обоссался и обосрался и в таком виде влез в салон, ты уверяешь себя, что не надо судить по внешности? А может быть, это чистейшей души человек? А может, это великий поэт, возвращающийся с попойки гениев? Так что, Сергей, кончай лапшу на уши вешать, что не судишь по внешности. Все мы судим по внешности. Все! А уж потом, после некоторого общения, начинаем менять свое мнение в ту или иную сторону.

Теперь уже все слушали внимательно, не перебивали. Я видел обращенные в мою сторону взгляды. Антон отодвинул клаву, повернулся в нашу сторону.

– Так вот, – продолжал я, – в Интернете до такого общения часто не доходит. Почему? Да все потому же, что перед тобой буквы, а не живой человек. Вот взял этот неведомый ник «Подонок» или «Сраный Козел» и что-то там пишет на форуме. Но я, как человек с нормальной психикой, просто не кликаю на таких мессагах, что естественно. Просто даже не открываю для чтения. Ну не хочу я слышать речь подонка или сраного козла! И сам ему не отвечу. Да, может быть, он взял такой сраный ник из неведомого мне чувства протеста, но я этого не узнаю, так как в контакт не войду, а попытки сраного козла вступить в контакт со мной сразу же пресеку. Ладно, я не бог весть какое сокровище, но точно так же этот сраный козел потеряет и многих достаточно чистоплотных людей, которых явно не хотел бы потерять. Я объяснил доступно? Достаточно доступно? Или надо еще и кол потесать на голове, орехи поколоть?

Антон одобрительно кивнул, Гриць опустил голову, соглашаясь, но Сергей явно завелся, возразил:

– Ты сам говорил о штампах, которые тормозят… что-то там тормозят! А сам? Не тормоз?

– Штампы, – согласился я. – Ассоциации. Это как закрепленные уроки, чтобы их не проходить снова, а, опираясь на них, идти дальше. Не все ассоциации верны, тем более – не всеохватывающи. Но они уже закрепились. К примеру, свастика – это фашистский знак… сколько бы ни говорили о ее древности и солярности, сам когда-то на этом горел, скифы – причерноморские кочевники, хотя есть даже спортивные лодки-скифы, французы – бабники, а штурмовики – это… тоже понятно. Это не значит, конечно, что с этими определениями надо смириться, но, называя свастику солярным знаком, которому десять тысяч лет, надо быть готовым к длительным объяснениям. В Интернете ты не сможешь каждому новичку объяснять происхождение своего ника… особенно если он не просит, и придется смириться с тем, что твой ник понимают… как понимают. А понимают всегда в общепринятом смысле, и это не зависит от уровня интеллекта или образования. Выйдите на улицу и опросите встречных: старых, молодых, тупых и высоколобых: как они понимают слово «засранец», «сраный козел», «идиот»!

Сергей некоторое время зло пожирал меня глазами, кулаки сжаты. Я даже представил, что от меня останется, если таким кулаком да в мою непрочную челюсть. Затем со стороны Сергея послышался шумный выдох. Его твердые губы раздвинулись в хмурой усмешке.

– А ты злой, Андрий!.. Тебе это кто-нибудь говорил?

– Да вроде нет, – пробормотал я.

– Так вот я говорю, – сообщил Сергей злорадно. – Злой, как наш Барбос.

А Гриць сказал:

– Кто у нас Барбос, пояснять не надо?

Мою победную улыбку сдуло как ветром. Козаровский незримо присутствует везде.

И все же, когда вышел из караулки, на душе малость скребло. Не слишком ли обидел охранников? В большинстве хорошие ребята, для них компы в новинку, а я вот так свысока… С другой стороны, чем больше настучу им по головам, тем меньше им обломают рогов другие…

Ведь при входе в Сеть всегда стоит проблема ника. Зря новички относятся к этому несерьезно. Если мой друг, которого я хорошо знаю, в Интернете назовется «Засранцем» или «Придурком», я все же буду с ним общаться и на улице, и на сайтах, хотя время от времени и буду доставать, чтобы сменил ник.

Другое дело, когда на форуме ко мне обратится некий «Засранец» или «Идиот». Все, что я о нем знаю, это пока только этот ник, а этот ник понятно каким образом настраивает. Либо обругать, либо игнорировать. Раньше ругался, теперь сразу холодный игнор. Таким образом, этот «Засранец» сразу отсекает немалый процент людей, которые с ним в контакт не войдут. А в самом ли деле лучше те, кто будет с ним общаться? С ними удобнее и проще, но лишь потому, что они подлинные засранцы и придурки… Нет, ребята побурчат, но потом сердиться перестанут. Конон подбирал людей психически устойчивых… Таким можно даже пульты баллистических ракет доверить.

Говорят, самое обидное – это когда твоя мечта сбывается у кого-нибудь другого. Похоже, что у меня это становится навязчивой идеей… Вероника. Не знаю, даже не в постель тащу, как-то в моих горячечных видениях эти сцены отсутствуют, а больше какие-то схватки на мечах, когда я рублю гадов направо и налево, закрывая ее широкой спиной, а потом подхватываю могучей дланью к себе на коня и уношусь галопом…

Или же луплю из двух ракетных бластеров, а она привязанная к жертвенному столбу, вот-вот ее не то сожгут, не то скормят, смотрит на меня с мольбой и надеждой, но я разношу гадов на куски, а потом одним движением рву ее цепи как паутину, выворачиваю столб и с ревом швыряю в последних из уцелевших врагов. Вероника потрясена, а я ее не то на коня, не то в ракетный катер с радужными крыльями…