Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

Наступило глубокое молчание. Сигуранцев даже дышать стал тише, все дисциплинированно ждали. Я сказал тяжело, словно сдвигал шкаф с книгами:

– Мы прижаты к стене. Задавит нас США или нет – еще вопрос, а кобызы… задавят точно. Готовьте ударный кулак! Операция запущена.

Кости затрещали, я выполз из-за стола, спина разгибается целую минуту. Что-то главный врач говорил насчет позвоночника, но все болезни от нервов, а мне сейчас не до болезней. Наполеон в чумные и холерные бараки заходил, с очумелыми солдатами обнимался, а ужасающимся врачам говорил бодренько, что ему болеть некогда, так что он вот не заболеет, и все. Зато после походов даже летом в своем Фонтенбло топил все камины и все равно страдал от насморков, простуд.

Над зубчатой стеной Кремля белесое небо медленно и торжественно наливается сочной синевой, яркой и богатой. Белые облака, похожие на клочья ваты, подсвечиваются сперва оранжевым, потом багровым, а сейчас совсем уж полиловели, двигаются с неспешностью академических наук. Закат сегодня скромный, как наша экономика, едва-едва алый да еще и с чахоточной бледностью, прижимается к земле, а выше небо осталось без присмотра: не закатное, не дневное и не ночное, а нечто неземное вовсе – с зеленоватым оттенком, словно на планете Сириуса, стерильное, эльфячье, аэлитное.

Пальцы простучали по клавишам, вспыхнул центральный дисплей, чуть позже засветились еще два по бокам. На главном появилось лицо Окунева, нашего вице-премьера, но сейчас еще и Директора Центра Стратегического Планирования.

– Николай Степанович, – сказал я, – здравствуйте. Мне нужна пустяковая справка, и как хорошо, что есть Интернет, есть оптоволокно и возможность видеоконференций, верно?

– Я к вашим услугам, – ответил он и добавил: – Это вам хорошо, а у меня дочка спрашивает, не отстранили меня от работы? Что-то давно в Кремль не вызывали!

– Я вас не забыл, – заверил я, – каждый день общаемся. Заходите просто так, кофе попьем вместе. А сейчас мне нужна общая демографическая справка…

– Какая именно? – переспросил он. – Судя по официальным таблицам ООН, к две тысячи двадцатому году, а это совсем близко, «белых» будет всего двенадцать процентов от общей массы населения. Русских станет еще на сорок пять миллионов человек меньше, Сибирь отойдет к Китаю, весь Кавказ и среднеазиатские республики войдут в исламский мир, что лишь усилит фундаментализм. Как вам такие перспективы?

С соседнего экрана хмуро смотрел краснорожий Убийло, в данном случае не министр экономики, а директор Института проблем мировой экономики, он вклинился грохочущим басом:

– Я плевал на эти таблицы ООН, официальные они или не официальные. Но вот прогнозы наших институтов: к тому же самому две тысячи двадцатому году население России составит сто семнадцать миллионов человек…

– Это не так уж и плохо, – сказал Окунев жизнерадостно. – Признаться, я ожидал худшего. Сейчас-то всего какие-то жалкие сто сорок.

Убийло посмотрел злобно.

– Из них, – проговорил он ледяным голосом, – русских останется девятнадцать миллионов. Все остальные – всевозможные азиаты. А они на сибирских нефтевышках почему-то работают из рук вон… у вас там в комнате женщин нет?.. в общем, неважно работают.

Я ощутил внезапный озноб. Две тысячи двадцатый – рукой подать. Что-то все процессы, что раньше протекали тысячелетиями, сейчас ускорились в сотни раз.

– Но не все же из них, – спросил я осторожно, – исповедуют ислам?

– Не все, – согласился Убийло. – Вьетнамцы уж точно не исповедуют. И быстро заселяющие Дальний Восток китайцы. Но мусульман будет около ста миллионов.

Я молча ругнулся. Ислам переживает возрождение, ренессанс, как говорят у нас, чтоб звучало красивше. Он в состоянии завоевать планету и без всяких террористических групп, на которые с опаской оглядывается весь мир. Закрадывается крамольная мысль, что радикальные формы ислама существуют только для того, чтобы отвлекать внимание от тихого ислама. Все начинают бороться с радикалами, а ислам тем временем совершенно мирно и самым что ни есть демократичнейшим путем захватывает позиции на Западе, вытесняет коренное население, а остатки обращает в ислам.

Они с ожиданием смотрели на меня с экранов, я спохватился, сказал с бледной улыбкой:

– Спасибо за информацию!.. Извините, что оторвал от дел.

Экраны погасли, в комнате слегка темнело, тут же с потолка хлынул поток золотистого света. Я развернулся вместе с креслом, с этой стороны кабинета окна на восток, плечи зябко передернулись: тьма надвигается со скоростью арабских скакунов. Небо на глазах наливается чернотой, теснит свет, в голове возникает детский вопрос: скорость света знаем, а какая скорость у тьмы?

Потирая поясницу, вылез и походил по кабинету, в ногах мурашки, будто отсидел. Приоткрыл дверь к Ксении, перед ее столом спиной ко мне покачивает бегемотьим задом Новодворский, живчик, видите ли, несмотря на, мягко говоря, избыточный вес. Я услышал громкий уверенный голос:

– Деревянный рубль воняет, Ксенечка, воняет!.. А Сергей Адамович Ковалев – спаситель России, да!.. Россия – сука и ответит за все… Насилием нельзя решать проблемы. Никакая проблема не имеет военного решения, нужны переговоры и компромиссы… Мы должны войти в цивилизованные страны Европы, даже если придется поступиться суверенитетом и частью территории. Надо, в конце концов, признать, что Калининградская область – это Кенигсберг с большим участком земли, отрезанный у побежденной Германии, а Курильские острова – отнятые у побежденной Японии. Пора вернуть законным владельцам Сибирь, совсем недавно захваченную Ермаком силой, убийствами и истреблением законного местного правительства присоединенную к России!.. Про Дальний Восток вообще смешно говорить как про наш: там впервые побывал Невельской полтораста лет назад, где «открыл» Амур!.. Да китайцы там жили тысячи лет…

Ксения заметила меня, но не подала виду, поддакнула:

– Как еще сам Китай не присоединил!

– Вот-вот, – засмеялся Новодворский, – с русскими имперскими амбициями, не изжитыми и доныне, могли бы и Китай прикарманить, вы правы. Ведь уже были планы по включению в состав Российской империи Цейлона и Мадагаскара!

– Правда? – спросила, округлив глаза, Ксения.

Я тихонько прикрыл дверь, отступил, сердце застучало чаще, в груди чавкнуло, словно свинья захлебнулась помоями. Эх, а это ведь союзник, мать его… Намного симпатичнее Сигуранцев, Босенко, Громов, но эти силовики не понимают, что их время прошло, давно прошло, еще в дни куликовских и наполеоновских сражений, а потом уже было только закономерное отступление под мощным натиском демократизации и пониманием человеком своей ценности, даже исключительности…