Юрий Никитин - Я живу в этом теле

Это ощущение родства вызвало непрекращающиеся попытки как-то установить связь с остальными родственниками. Хотя бы ближними! Воздействовать на других, заставить человека сделать то, что хочешь ты, велеть горе сдвинуться, а звездам вспыхнуть в другом месте…

Эти нелепые попытки одинаковы в Древнем Вавилоне, средневековой Европе и в наше насыщенное компами время. Одинаковы потому, что это смутное ощущение, родства не ослабевает, хоть и не становится сильнее. Понятно же, организм один…

Под этим углом жизнь все еще самое ценное… Но уже не человечка лично! А жизнь того сверхорганизма, частью которого человек является. Не можешь чувствовать себя как часть вселенского организма, почувствуй хотя бы на уровне всечеловеческого. Или даже своего народа, племени. Хотя племен уже вроде бы нет, разве что где-то в Африке, так хоть на уровне нации. Это и достойнее, да и вернее, а не детски наивное: человек – это Вселенная.

Прозрачное стекло окна странно мерцало. Мои муравьи, как дикие, так и «домашние», выплеснули из недр «муравейников» сотни молодых самок. Вот те и ползали по окну, пытались взлетать, падали на подоконник и долго неумело барахтались, ведь крылья даны на один-единственный полет, врожденных навыков нет…

Я поспешно толкнул створки. Свежий воздух ворвался в комнату, многих смел на пол, но тут же все устремились на волю, на простор…

В солнечном свете прозрачные крылья блестели, как осколки слюды, но когда молоденькие самки закружились сверкающим облачком, это напомнило мне цветущие яблони. Такие же снежно-белые нежные лепестки, такие же праздничные деревья в свадебном наряде… Короткий миг длится это зрелище. Вчера еще только распускались почки, а завтра лепестки уже начнут опадать. Оплодотворенный цветок начнет поспешно сбрасывать лепестки: чтобы пчелы и шмели не докучали, чтоб издали видели – свадьба отшумела, отцвела, уже им тут делать нечего… начинается совсем-совсем другая жизнь.

И медленно кружатся в воздухе белоснежные лепестки, тихо и печально ложатся на сырую землю. Все! Конец! Больше не цвести. Только один раз появляется в белом свадебном наряде этот цветок, а потом всю оставшуюся жизнь будет растить плод… Если, конечно, все пройдет удачно, ничего не нарушится. Сколько белых подвенечных платьев было на яблоне! Сколько надежд! Если бы все сбывались…

Взгляд упал на балкон дома напротив. Там тоже вчера шумела свадьба. На балкон выходили курить празднично одетые самцы, дважды появлялась воздушная невеста в сверкающем подвенечном платье: белом, роскошном, тоже данном только на один полет.

Сейчас на балконе суетливо копалась в ящике с рассадой молодая самка. Вчера к вечеру я видел издали, что белый накрахмаленный наряд уже тяготит. Уже не нужен, свою роль выполнил, теперь невестой владел властный инстинкт снять его – снять навеки! – избавиться от него, сбросить и поскорее ринуться в новую жизнь, лихорадочно строить свою собственную норку, свой мирок, народить крепких здоровых детей…

«Счастливого полета, – сказал я еще раз мысленно. – Хотя нет, теперь счастливого зарывания в быт. Найти себя в нем…»

Челюсти свело непроизвольной судорогой. Мой разумоноситель зевнул с волчьим завыванием. Это тело из костей и мяса выгнулось и потянулось вверх, затрещали суставы, а мышцы сладостно заныли.

– Что? – спросил я себя. – Что ты хочешь? Чтобы я сварил кофе покрепче? Или наоборот – впал в это загадочное состояние отключки?.. Когда со мной что-то происходит, а я не знаю что? Понимаю, сон для тебя – потребность важнее, чем жрачка или даже питье. Без еды, говорят, можно прожить пару месяцев! А вот без сна…

По телу снова пробежала судорога. Что-то изнутри рвалось в мозг, а на пути вырастали заборчики, ограждали, заслоняли. Пахнуло звездным холодом, простором, затем ощущение утраты, я снова тот же человек. Нормальный человек, в голову которого только что лезла какая-то шиза, но моя психика устояла, я нормален, я здоров, я как все…

Стон прозвучал в квартире, как оборванная струна. Я рухнул на диван, сдавил голову ладонями, закрыл глаза. К черту заслоны, кто сказал, что я хочу быть нормальным человеком? Я уже ненормальный!

В мозгу начало оформляться нечто огромное, невыговариваемое словами, даже не ухватываемое моими слабенькими чувствами, к тому же у меня их всего жалких пять, а здесь не хватит и десятка… или сотни…

Череп затрещал, жар покатился по костям. Я уже не знал, изнутри это идет или же нечто космически огромное прорывается в меня извне.

На краткий страшный миг, в котором исчезло время и пространство, я в самом деле ощутил себя частью некоего Сверхсущества. Вот я сделал выдох, галактики, как вспугнутые воробьи, тут же понеслись во все стороны, а едва я сделал вдох, галактики и туманности, все пространство понеслось обратно. Когда все звезды и галактики слетятся ко мне, я засну, наступит великий покой, и мне будут грезиться сны, а потом я проснусь, произойдет мощный выброс материи, что понесется через пространство моего тела, постепенно обретая очертания туманностей. А те будут медленно конденсироваться в галактики, из сгустков материи возникнут новые звезды, возле некоторых на пылинках грязи, именуемых планетами, возникнет молниеносная жизнь, а галактики, потеряв инерцию разгона, замедлят бег, а затем устремятся обратно с нарастающей скоростью. Снова все слипнется в одно-единственное ядро, в котором не будет ни времени, ни пространства, а масса не поддается пониманию…

У нас всех, в каждом человеке, смутно дремлет это ощущение общности со всем миром, и особенно с другими людьми. Ощущение общего организма. Это смутное чувство еще с первых проблесков сознания воплощалось в веру о переселении душ в зверей, птиц, рыб, насекомых, даже в деревья и камни. Когда пришло время мировых религий, а потом и науки, то все равно осталась вера в существование после смерти. В загробном мире с чертями, озерами пылающей смолы, в некоем царстве Высшего Разума, в последующих исканиях вроде жизни во всегалактическом Компьютере.

Так же кровеносные шарики, носясь по нашим венам, могут смутно ощущать связь с другими такими же, потому что все, хоть и каждый по себе, но тоже часть огромного организма. И самым мудрым не понять ни облика огромного сверхорганизма, чем являюсь я, ни его целей, ни поступков, даже не увидеть поступков.

– Эй-эй, – сказал я, обращаясь к Сверхорганизму, частичкой которого являюсь сам, – ты там поосторожнее на улицах. Не переходи на красный свет! И вообще побереги себя. Ты-то что, а вот каждый синяк на твоей харе – это гибель двух-трех цивилизаций. Да не каких-то ацтеков или майя, а взрывы сверхновых, гибель звездных систем? А то и пары-тройки галактик.