Алексей Калугин - Полет мотылька

О том, что пора выходить, Геннадий Павлович вспомнил, лишь услышав название станции, объявленное машинистом. Сорвавшись с места, Геннадий Павлович кинулся к открытым дверям. Он едва успел выпрыгнуть на платформу, проскользнув меж сходящимися дверными створками, досадливо щелкнувшими у него за спиной.

День уже клонился к закату, а на улице по-прежнему стояла знойная духота, бороться с которой было бессмысленно, а привыкнуть – невозможно. Асфальт, казалось, прилипал к подошвам. Горячий воздух приходилось не вдыхать, а понемногу заглатывать. Не спеша, стараясь держаться в тени чахлых деревьев, высаженных вдоль дороги, Геннадий Павлович дошел до автобусной остановки. Безрезультатно прождав муниципальный автобус в течение получаса, Геннадий Павлович понял, что если и доберется таким образом до дома, то будет к тому времени в таком состоянии, что даже ледяной душ не приведет его в чувства. Махнув на все рукой, – в конце концов, безработный он только в своих воспоминаниях! – Геннадий Павлович сел в подошедший к остановке коммерческий автобус. Пересыпав в ладонь кондуктора всю имевшуюся мелочь, Геннадий Павлович получил билет и даже несколько монет в виде сдачи. В автобусе было так же жарко, как и на улице, но ветерок из открытых окон приятно обдувал лицо. Свободные сиденья имелись лишь на солнечной стороне, но сесть на них было все равно что попытаться пристроиться на раскаленной сковороде. Всего-то за двадцать минут автобус доставил Геннадия Павловича к остановке, от которой до дома было рукой подать. Но, странное дело, вместо того чтобы поспешить домой, где за толстыми стенами сохранялась хоть какая-то иллюзия прохлады, Геннадий Павлович замер на месте. Он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, словно выбирая, каким путем пойти, хотя путь-то был всего один! Так продолжалось минут пять-семь. Геннадий Павлович пребывал в состоянии нерешительности и при этом сам не мог понять, что было тому причиной. Ему было некуда идти, кроме как только домой. Некуда и незачем. Внезапно он сорвался с места и зашагал в противоположную от дома сторону. Он знал, куда ведет этот путь, но не мог понять, зачем он снова туда идет? Вот она – эта черная дверь, за которой – бесконечно длинный коридор, ведущий в никуда. Он никуда не мог привести уж хотя бы потому, что существовал только в воспоминаниях Геннадия Павловича. Как он выглядел на самом деле – да кто ж его знает! Возле двери, на самом солнцепеке, как и прежде, стоял охранник в черной форме и в очках с зеркальными стеклами. Можно было бы пожалеть беднягу: нести службу в такую-то жару! – да только охранник тоже был ненастоящий. Геннадий Павлович понял это, заметив, как слегка колеблются контуры его тела – так, будто перед ним стоял противень с раскаленным песком. Тот же самый эффект можно наблюдать в структуре сна третьего порядка, если отдать созданному ранее объекту команду на самоуничтожение, – прежде чем выполнить ее, объект сначала колеблется, как будто дает тебе еще какое-то время для того, чтобы изменить решение. Но охранник, хотя и присутствовал лишь в ложных воспоминаниях Геннадия Павловича, исчезать не собирался. Напротив, широко расставив ноги, он загородил Геннадию Павловичу проход.

– Куда? – глухо пророкотал голос, поднимавшийся от самых глубин бочкообразной грудной клетки.

Судя по голосу, это был не тот охранник, что встретил Геннадия Павловича на этом месте в прошлый раз. Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения.

– Уйди с дороги, – спокойно, не повышая голоса, велел охраннику Геннадий Павлович.

Тот либо не понял, что ему сказали, либо не мог поверить в то, что кто-то осмелился такое сказать. Он молча продолжал стоять на месте, глядя на Геннадия Павловича сквозь солнцезащитные очки.

– А программка-то у тебя примитивная, – усмехнулся Геннадий Павлович. – Сломать ее – раз плюнуть. Хочешь сам убедиться?

На лице охранника не дрогнул ни один мускул, и все же что-то в нем почти неуловимо переменилось.

– Кабинет генетического картирования временно закрыт, – произнес он извиняющимся тоном. – О том, где можно сдать анализ или получить результаты ранее сданного, вам будет сообщено по почте. Если у вас имеются вопросы, предложения или замечания по работе данного кабинета генетического картирования…

– Ты сам-то понимаешь, что говоришь? – довольно бесцеремонно перебил охранника Геннадий Павлович.

А что с ним было церемониться, если он всего лишь воспоминание, да и то ложное!

Умолкнув на полуслове, охранник замер в нерешительности. Но ненадолго, – не прошло и десяти секунд, как внешность и поведение его вновь претерпели резкое изменение.

– А ну-ка, вали отсюда! – подбоченившись, зарычал он на Геннадия Павловича. – Сказано тебе – здесь никого нет.

Геннадий Павлович прищурился, по-птичьи склонил голову к плечу и лукаво погрозил охраннику пальцем:

– Ты либо ошибаешься, либо намеренно пытаешься ввести меня в заблуждение. В первом случае ты осел, во втором – кретин. Что тебе больше нравится?

Издав какой-то нечленораздельный звук, охранник положил руку на кобуру с пистолетом.

– Забудь об этом, – медленно, глядя в зеркальные стекла очков, процедил сквозь зубы Геннадий Павлович. – Последствия необдуманных действий могут оказаться для тебя весьма плачевными. – Он сделал шаг вперед, едва не толкнув грудью охранника. – Ты ведь – пешка. Даже не пешка, а пустой звук. Пшик! – Геннадий Павлович взмахнул рукой с растопыренными пальцами, чтобы изобразить, что именно он имел в виду. – Одно лишь воспоминание о том, чего никогда не было.

Охранник сник. Плечи его обвисли, голова опустилась, подбородок уперся в узкий узел черного галстука. Солнцезащитные очки, едва не падая, повисли на самом кончике носа. Колебания контуров тела сделались более отчетливыми, заметными даже на близком расстоянии. Не удержавшись от искушения, Геннадий Павлович привстал на цыпочки и заглянул за оправу очков. У охранника не было глаз – только черные провалы на месте глазниц.

– Ты даже примитивнее, чем я думал, – покачал головой Геннадий Павлович и, легко, одним движением руки убрав с пути охранника, распахнул черную дверь.

Коридор за дверью был все тот же. Геннадий Павлович даже не пытался восстановить его в истинном виде, – не стоило оно того. Никого не встретив на пути, – да и не могло здесь никого быть, кроме воспоминаний, которым он больше не верил, – Калихин быстро прошел по коридору и свернул в проход, в глубине которого находилась обитая новеньким дерматином дверь с табличкой «А.Р. Арков», – красивая табличка, золотистая. У двери Геннадий Павлович остановился. Сначала он хотел было постучаться, но передумал, – взялся за ручку и потянул на себя. Дверь открылась с удивительной легкостью. От неожиданности Геннадий Павлович сделал шаг назад, решив, что одновременно с ним кто-то толкнул дверь изнутри. Но из комнаты никто не вышел. Геннадий Павлович осторожно, с опаской заглянул в приоткрытую дверь. За дверью находилась совсем крошечная комнатка – примерно три на три метра, – без окон. Весь потолок был забран плоскими пластиковыми плафонами, под которыми прятались люминесцентные лапы. Стены оклеены обоями бледно-голубого цвета с простеньким геометрическим орнаментом. Пол застлан серым линолеумом. Все это было настолько новеньким, гладеньким и чистеньким, что создавалось ощущение стерильности – как в больнице. В очень хорошей больнице, само собой. Из мебели в комнате имелся один простой деревянный стул. Стул стоял у стены прямо напротив входа, а на нем восседал человек – точная копия Геннадия Павловича, только одетый не так, как он. На симулякре были новые белые шорты и песочного цвета тенниска, на ногах – пляжные шлепанцы. Небрежно закинув ногу на ногу и положив локоть правой руки на спинку стула, он смотрел на Геннадия Павловича с такой грустью во взгляде, словно ждал его здесь уже не первый день. При виде такого Геннадий Павлович растерялся. Он точно не знал, что рассчитывал найти в кабинете мифического Аркова, но о том, чтобы увидеть самого себя, даже и не думал. Причудливой, однако, была у него фантазия, если он решил себя самого поставить на страже запасного выхода.