Алексей Калугин - Игра в реальность

Ответом мне стало только приглушенное шлепанье подошв сношенных Витькиных кроссовок по каменным ступенькам лестницы.

Я стоял в дверях своей квартиры до тех пор, пока внизу не хлопнула дверь парадного. Только после этого вернулся в квартиру, захлопнул дверь и запер ее на замок.

Сунув руку в карман спортивных брюк, которые носил дома, я проверил, на месте ли ключи от квартиры. Два ключа от двери и один от почтового ящика висели на кольце вместе с небольшим брелоком в форме груши, на расширенном конце которого выступала тугая круглая кнопка. Я получил его в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать лет. И с тех пор никогда с ним не расстаюсь.

Утро для меня обычно начинается не раньше одиннадцати часов. Поэтому Витьке я позвонил только в начале первого.

Памятуя о том, что у парня кончились деньги, я не очень-то рассчитывал на его присутствие дома. Скорее всего, забыв о своих пришельцах из будущего, он уже сидит с паяльником в руке, регенерируя внутренности какого-нибудь «Самсунга» или «Томпсона». Но, к моему удивлению, сразу же после первого гудка на противоположном конце провода взяли трубку.

– Слушаю, – произнес незнакомый мне мужской голос.

Я бросил взгляд на табло телефонного аппарата, которое с однозначной определенностью утверждало, что номер был набран правильно и при соединении сбоя на линии не произошло.

– Слушаю, – вновь повторил незнакомый голос в трубке.

На этот раз мне показалось, что я уловил в нем командирские интонации. Человек, пытавшийся вызвать меня на разговор, не привык к тому, чтобы ему не отвечали.

После смерти родителей Витька жил в квартире один. Если он и приводил к себе друзей, то среди них не было таких, которые стали бы хватать телефонные трубки, отвечая на чужие звонки.

– Почему вы молчите? – задал вопрос голос из трубки.

У Витьки дома стоял самый простой телефонный аппарат без определителя номера. Поэтому, не опасаясь, что меня могут вычислить, я аккуратно нажал кнопку отбоя и положил трубку.

Чтобы собраться с мыслями, я наклонил голову и на пару секунд прижал пальцы к вискам.

В квартире Витьки находится кто-то чужой. Выходит, вчера он был прав, уверяя, что за ним установлено наблюдение? После всех историй, что я наслушался от него за тридцать лет знакомства, поверить в это было почти невозможно. И все же факт оставался фактом: я позвонил Витьке, чтобы удостовериться, что у него все в порядке, а мне ответил кто-то чужой.

Что было делать? Звонить в милицию? Пересказать им дурацкую историю о террористах из будущего, задумавших сотворить хроноклазм… Или как там его Витька называл?..

Не скажу, что я уж очень обеспокоился. В конце концов, все в жизни когда-нибудь случается в первый раз. Вполне возможно, что именно в тот момент, когда я набрал номер телефона, Витька оставил дома кого-то из своих приятелей, а сам ненадолго вышел на улицу. Скажем, за теми же сигаретами. Почему бы и нет? Вполне возможно, что именно так все и было. Или примерно так. Поэтому, прежде чем обращаться в милицию и поднимать панику, следовало бы убедиться в том, что с Витькой действительно произошло что-то неладное.

Самым простым, конечно же, было бы вновь набрать номер Витькиного телефона и, если опять ответит незнакомец, попросить его позвать Витьку к аппарату. Но самый простой способ далеко не всегда самый верный. В особенности при тех условиях, в которых мне приходилось действовать. Поэтому я решил нанести Витьке визит лично.

Приняв решение, далее я уже не медлил. Сбросив с себя домашнюю одежонку, я надел джинсы, кроссовки, черную майку без рукавов с лаконичной надписью «GO!», зеленую ветровку и кроссовки.

Этот набор отличался от того, в котором вчера заявился ко мне Витька, разве что качеством. Сколько раз я пытался всучить Витьке приличную новую одежду под предлогом того, что мне она не нужна, но он всякий раз отвечал гордым отказом. Быть может, все дело в том, что я размера на три крупнее его, и, когда я утверждал, что при покупке ошибся размером, Витька понимал, что с моей стороны это чистая благотворительность. А в чем он нуждался меньше всего, так это в сочувствии и жалости.

Сунув во внутренний карман ветровки паспорт, а в карман джинсов ключи и бумажник, я вышел на улицу.

Витька жил через два дома от моего, так что идти мне было всего ничего.

Однако на выходе из подъезда я столкнулся с серьезной проблемой в лице соседа, проживающего на пятом этаже. Имя ему было Вадим Трепищев. И для меня не было ничего страшнее, чем столкнуться с ним на узком месте, не позволяющем улизнуть, сделав вид, что не узнал его или не заметил.

Поскольку сейчас сложилась именно такая ситуация, единственное, что мне оставалось, – это развернуться на месте, снова войти в подъезд и, запершись в квартире, дождаться, когда Трепищев уйдет. Что я и попытался сделать. Однако Трепищев в два прыжка догнал меня, надежно ухватил за локоть и прижал грудью к двери подъезда.

– Рад, что наконец-то встретил вас, Анатолий Иванович, – с улыбкой сообщил он мне. И, похоже, ничуть не покривил при этом душой.

– Здравствуй, Вадим, – натянуто улыбнулся я, одновременно делая робкую попытку освободить локоть из его цепких пальцев.

Трепищев чуть присел и, наклонив голову, заискивающе заглянул мне в глаза.

– Вы уже прочитали книгу, которую я вам дал?

– Нет, Вадим, – смущенно отвел я глаза в сторону. – К сожалению, пока еще не успел.

Лицо Трепищева обиженно вытянулось.

– Но ведь уже прошло три с лишним месяца, Анатолий Иванович, – с укоризной произнес он.

– Да понимаешь, Вадим, все как-то времени не было. – Я вновь предпринял попытку освободить локоть и снова потерпел неудачу. – Дела, понимаешь…

– Я уже новую книгу закончил, – с прежней обидой сообщил Трепищев. – Называется «Специальный посыльный». Через пару месяцев выйдет.

– Рад за тебя…

Я уперся рукой Трепищеву в грудь, намекая таким образом, что ему следует отойти в сторону. Но мой намек остался непонятым.

Вадим Трепищев был любопытной личностью. С точки зрения психоаналитика. Он мнил себя великим писателем, созидающим серьезные философские сочинения, закамуфлированные в коммерческих целях под научную фантастику. По сути же он являлся клиническим графоманом, не умеющим даже фразу составить таким образом, чтобы смысл ее был кому-то понятен. Бездарные тексты, которые он выдавал с методичностью телефакса, представляли собой глупейшие истории без начала и конца, в которые было свалено все, что Трепищеву когда-либо довелось прочитать. Ударными местами каждого романа Трепищева, которыми он особенно гордился, являлись грязные порнографические сцены, после прочтения которых появлялось подозрение, что у написавшего их серьезные проблемы не только с головой, но и в отношениях с противоположным полом. Трепищев настолько омерзительно описывал в своих книжонках сексуальные комплексы, мучающие представителей обоих полов, что, доведись ознакомиться с его текстами старику Фрейду, тот немедленно бросился бы переписывать заново все свои фундаментальные труды.