Александр Громов - Завтра наступит вечность

Дребезжащий старушечий голос вопросил: «Кто там?» Я назвался и спросил Капитолину Мефодиевну, в результате чего послышался лязг дверной цепочки и меня впустили – удивительно, что сразу, хотя я был морально готов раз десять повторить, что мне нужно. Видимо, старушка не страдала ни тугоухостью, ни слабоумием. Тем лучше. Я намеревался выполнить поручение и смотаться отсюда как можно скорее.

Я передал старушке папку с выкройками. Старушка как старушка. Сухонькая, седенькая, немного сгорбленная. Ветхий халат, тапочки. В общем, не зрелище.

– А вы зайдите, пожалуйста, – пригласила она меня. – Что вам в прихожей стоять. Не разувайтесь, идите прямо так, у меня все равно пол не метен… Чаю хотите? У меня варенье из крыжовника.

Только этого мне и не хватало – чаи со старушенцией гонять.

– Нет, спасибо. Я тороплюсь.

– Вы уж подождите немножко, – сказала она. – Я обещала Маргарите Васильевне рецепт домашней пастилы, да что-то никак не найду… А, вон он где, наверное! Сама же им книгу заложила, вон она, книга. Вы уж достаньте, пожалуйста, сами, а то мне высоко…

Пришлось пройти в комнату. А вы бы не прошли на моем месте? Особенно если любите пастилу и не хотите огорчать маму?

Я еще успел заметить боковым зрением тень, стремительно метнувшуюся ко мне, но мне не хватило времени даже удивиться. Одно мгновение, и я оказался пригнут носом к дощатому полу – действительно неметенному, – а мои выкрученные руки нацелились в потолок.

Все происходило очень быстро и практически бесшумно. Я и понять ничего не успел, как оказался уже в другой комнате и был моментально обыскан с ног до головы. Затем прямо над ухом послышался голос:

– Он чист.

Меня разогнули, но продолжали придерживать сзади. Я дернулся было, получил в награду вспышку боли и понял, что надо быть посговорчивее. Фиксировали меня двое, хотя при их квалификации за глаза хватило бы и одного. Третий и, видимо, главный – пожилой мужчина в штатском, уютно устроившийся в кресле перед электрическим камином, – едва заметно поморщился:

– То есть чиста одежда. Оголите его.

У тех, кто держал меня, навык раздевания клиентов был отменный – куда там самому опытному любовнику. Наверное, оперативников ФСБ специально натаскивают на раздевание, как сеттеров на дичь.

Чувство собственного достоинства – это рефлекс. Рефлекторно я задергался. На этот раз боль была сильнее.

Я взвыл. Затем выматерился.

– Не бойся, мой мальчик, – ласково сказал пожилой. – Тебе не причинят вреда. Мы только хотим убедиться, что Корпорация не приготовила нам никаких сюрпризов… за твой счет.

Я остался голым и подвергся тщательнейшему осмотру. Носоглотка. Ушные проходы. Задний проход. Уретра – и та не избежала пристального внимания. По-моему, эти двое жалели, что не могут заглянуть мне за глазные яблоки.

– Ничего нет. Разве что просветить его рентгеном.

– Думаю, это лишнее, – сказал пожилой. – Готовьте аппаратуру.

Я почувствовал, что за моей спиной остался только один мучитель. Но это ровным счетом ничего не меняло. Думаю, при необходимости он легко мог бы держать двух таких, как я.

И что я буду делать, если предположить невероятное: мне удастся вырваться из цепких лап? Я не супермен, чтобы уложить троих голыми руками. Попытаться выскользнуть из квартиры-ловушки и удирать по улице нагишом?

– Послушайте! – воззвал я к пожилому. – Кто вы такие? Что все это значит?

Никакого ответа. Только легкие, едва заметные признаки нетерпения. Или это мне показалось?

– Ур-р-роды!..

Меня опять потащили, спиной вперед. Я оказался сидящим в каком-то очень уж жестком кресле с пристегнутыми к подлокотникам руками. Типичная фиксация допрашиваемого с пристрастием… Какая такая аппаратура? Током, что ли, пытать они меня собираются? Да я и так все скажу!

«Не думаю, что ОНИ заинтересуются именно тобой, – поучал меня Стерляжий на прощание, – но все может случиться. Если что, не вздумай геройствовать. Нормальный человек не в состоянии противостоять пыткам, так что правду из тебя добудут в любом случае. Постарайся остаться неповрежденным ни телесно, ни духовно. Поэтому ломайся сразу, толково и правдиво отвечай на вопросы. Дрожи, потей и соглашайся сотрудничать. Единственная просьба – впоследствии шепни мне об этом, и мы сделаем все, чтобы вывести тебя из-под удара. Помни, за тебя не я один, за тебя вся Корпорация. Твое мнимое двурушничество лежит в пределах допустимого риска. Никакой своей игры – и тебя выручат, тебе помогут. Помни: профессиональные способности своих людей Корпорация оплачивает деньгами, а преданность – той силой, что стоит у них за спиной…»

Жесткая спинка кресла – вот что пока было за моей спиной. И еле слышное гудение. В воздухе повеяло озоном.

– Есть режим, – доложили сзади.

– Начинайте.

Мою голову и шею сдавили захваты. Моргать и сквернословить сквозь зубы – вот все, что я мог. Кожей я ощутил какие-то присоски, затем на лицо опустился непрозрачный щиток. Мне было ясно только одно: сейчас со мной сделают что-то страшное, непоправимое. Не пытка – хуже пытки. Что это за электронное чудовище, которому я отдан во власть, для чего оно?

А может, оно еще не сработает?..

Робкая надежда всколыхнулась и рухнула. Захотелось рыдающе расхохотаться. Спасти меня могло только чудо, а чудеса случаются с ОБЫКНОВЕННЫМИ людьми. Нелепая, чудовищная ирония: техника, убивающая меня, не могла подвести, потому что имела дело именно со мной, а не с кем-то другим. В шею больно ударило – вероятно, мне впрыснули что-то из инъект-пистолета.

Потом я увидел впереди свет и умер.

– Кто ты?

Тяжелый липкий туман неохотно колыхался, пытаясь удержать меня в себе, но уступал моим усилиям. Я боролся с ним, я выплывал из тумана на голос. На вопрос, заданный ЭТИМ голосом, нельзя было не ответить.

– Кто ты?

– Берш Олег Сергеевич, майор ФСБ, выполнял специальное задание. Прошу разрешения доложить…

– Сперва глаза открой, – добродушно посоветовал тот же голос. – Вольно, майор, лежи. Мы твою память уже выпотрошили и препарируем. Если чего-то не поймем – спросим, не постесняемся. Голова кружится?

– Есть немного, – признался я и огляделся.

Комната была уже другая. Я лежал на диване, заботливо укрытый пледом, моя одежда была аккуратно развешена на спинке дивана, а в кресле напротив помещался мой непосредственный начальник генерал Бербиков, такой же, как всегда, только с заметнее поседевшим ежиком жестких волос на крупной голове. В остальном он не сильно изменился. За четыре года немудрено не только поседеть, но и облысеть.

А я был снова я, сбросив надоевшую личину Свята Горелкина. Святополка Всеволодовича, тьфу! Надо же было выдумать. Хотя на сей раз наша контора сработала нестандартно: вовсе не тусклая внешность, запоминающееся благодаря исключительной редкости имя, шебутной характер – полноте, господа, разве шпионы бывают такими заметными? А главное, откуда у них природное умение ладить с техникой любого класса и любой сложности? У них должны быть совсем другие таланты…