Роджер Леви - Платформа [litres]

– Сегодня днем меня вызвал Навид. Я получил полный оклад за два месяца, половинный за шесть, и больше там не работаю. Они обрубили мне все связи.

К этому моменту каффэ разбудил ее достаточно, чтобы Рейзер поняла, что совсем ему не помогает.

– Бред какой-то. Ты должен это обжаловать. Они не могут этого сделать.

– Могут. Это не обычная фигня. Навид даст мне хреновую рекомендацию, если я буду искать работу здесь, на Хладе, а вот если улечу с планеты, то даст идеальную. Они не хотят, чтобы я держался подальше. Они хотят, чтобы я убрался.

– Это как-то связано с…

Бейл оборвал ее:

– Сможешь подойти на набережную через десять минут?

– Да. Увидимся там.

Она заплатила за каффэ и вышла из бара.

Это было неизбежно. Бейл постоянно сражался в безнадежных битвах и сам был безнадежным случаем. Рейзер думала, что успеет улететь с Хлада до того, как это случится.

Теперь, думая об отлете, она обнаружила, что воспринимает окружение так же остро, как и по прибытии. Странно, что со временем привыкаешь ко всему. Даже к Форпосту – невозможному городу на невозможной планете. Один сбой щита – и его сметет за мгновение, не оставив и следа. Хлад был более жесток и непреклонен, чем любая другая планета, на которой бывала Рейзер, а она перевидала большинство из них. Нигде в Системе от тебя не требовалось и малой доли того, чего требовал Хлад, чтобы просто продолжать жить, секунду за секундой. Если бы не платформы и не сарки, его бы оставили во власти тьмы и хаоса. Все остальные планеты потихоньку становились более пригодными для жизни, но Хлад продолжал соответствовать изначально полученному, придуманному второпях имени. Никто и не пытался обдурить людей, налепив на него жизнерадостный новый ярлык.

Рейзер шла по улицам, направляясь к набережной и Бейлу. Дневное освещение здесь всегда было совершенно одинаковым. Может, для того, чтобы создать какую-то иллюзию безопасности, предсказуемости следующего мгновения. И здания – вдали от моря – были однообразными. Таким образом, все сломанное сразу можно было заметить на общем фоне и обезопасить.

Обезопасить. Эта мысль напомнила ей об убийствах и снова привела к Бейлу.

Она чувствовала себя слишком близко связанной с этим делом. Конечно, оно ее интересовало, как могло быть иначе? Она пила с Бейлом в тот вечер. Она чувствовала себя причастной и даже немного ответственной, что, конечно, было ерундой. И уж точно ей не помогла встреча с Талленом, который лежал на больничной койке в той клетке-экзоскелете, словно обгладывавшей его, и мог двигать лишь нижней челюстью. От клетки, так похожей на каркас гроба, Рейзер бросило в дрожь. Уже не в первый раз она подумала, не приходят ли люди в сознание там, в сарках, крича, колотя в крышку своего гроба, словно в каком-то старом рассказе.

Кстати, о Таллене. Рейзер узнала, что его выписали из больницы, но в баре она его больше не видела и не представляла, где еще искать. Ей хотелось встретиться с ним. Зачем? Может, она теряет хватку. Сначала Бейл, потом Таллен.

Она зашагала быстрее. По мере приближения к берегу дома начали обретать характер – крепбетон покрывался щербинами и трещинами, высота зданий снижалась до двух, а потом и до одного этажа. Рейзер услышала шепелявый гул за несколько улиц, прежде чем показался его источник. Пройдя последнюю развалюху, она увидела Бейла, прислонившегося к невысокой ограде набережной, повернувшегося к ней спиной, глядящего на море.

Прошла неделя, за ней другая. Я чаще прогуливался по вечерам и заходил в бар, но вестей от Пеллонхорка не было. Мне вспоминались родители. Иногда я так сильно по ним скучал. Я часто думал о мамином печенье и играх с пьютерией в отцовском офисе. Вспоминал, как мы забавлялись с водой, создавая и рассчитывая ее сложные движения в ручьях и реках. Я до сих пор этим занимался, когда мне было особенно одиноко.

Конвой Дрейма должен был достигнуть места назначения за две недели. Самого Дрейма, конечно же, там не было, но он где-то скрывался, чтобы сохранить это в секрете.

Возможно, Лигат не клюнул на приманку. А может быть, улетел с Вегасхриста, но увернулся от команды Беллегера и вернулся домой в целости и сохранности. И об успехе, и о провале мы должны были бы уже знать: от Беллегера, в случае успеха, или от шпионов Дрейма в случае провала. Но было только продолжавшееся накопление сил и оружия в районе Вегасхриста и Райской Полосы, постепенный рост статистической вероятности стремительного успеха Лигата.

Потом вернулся Дрейм. Я узнал об этом, когда меня срочно вызвали в его кабинет. Он сидел там, словно никогда его и не покидал, а позади стояла Мадлен с той смесью издевательства и брезгливости во взгляде, которую приберегала для меня. Ее лицо с невероятной точностью совпадало со стоп-снимком, которым я пользовался на Геенне, обучаясь читать эмоции.

Дрейм был осунувшимся и бледным. Что-то случилось – в этом я был уверен.

– Он мертв? – спросил я.

Дрейм кивнул, но я не был уверен, что выражение его лица соответствовало такой новости. Он сказал:

– Значит, ты уже слышал.

– Нет, – сказал я. – До Этажа ничего не доходило. А что с Беллегером?

– Он не знает, Итан, – вклинилась Мадлен. – Он не знает, о чем ты говоришь. Он же недоумок. Посмотри на него.

– Вы говорите мне, что Лигат умер, – сказал я, проигнорировав ее. – А Беллегер? Он в порядке?

Дрейм покачал головой:

– Я ничего не слышал ни от Беллегера, ни от нашего шпиона. Нет, Алеф. Умер Соламэн.

Казалось, все вокруг меня поплыло. Я попытался это осмыслить. Мне вспомнилось, как он склонил голову и спросил у меня: «Что значит имя?» Ох, Соламэн, подумал я. Solicitous – заботливый. Solace – утешение.

Мадлен фыркнула:

– Он даже не знал, Ит. Посмотри на него, он слюну пустил.

– Соламэн умер, – прошептал я.

Я пытался думать о числах, но не мог. И плакал странно, как будто в то же время икал.

– Дай ему утирку, Мадли, – сказал Дрейм, но когда она сдвинулась с места, то оббежала стол и выскочила из офиса, захлопнув за собой дверь.

– Она расстроена, – сказал мне Дрейм. – Упокоение завтра. На Этаже у тебя отгул. Я за тобой пришлю. – Он посмотрел на меня. Неожиданно Дрейм показался мне старым. – Сначала твой отец, а теперь Соламэн. Может, и Беллегер тоже. Нам должны уже были что-то сообщить. Мне придется хорошо о тебе заботиться, Алеф.

Упокоение Соламэна было крупным событием. Близкая война не вторгалась в мои мысли. Перед глазами у меня постоянно возникал Соламэн и загадывал мне загадки относительно своего имени. Но ассоциировалось с ним у меня только одно слово – solitude, одиночество.