Гарри Гаррисон - Фантастическая сага (сборник)

— Ты прав. Я просто не подумала об этом.

— Я подумал, — серьезно ответил Трой. — Я в течение некоторого времени пытался влезть в шкуру полковника, рассуждать, как он, и реагировать, как он. До некоторой степени я преуспел. Но в шкуре полковника не очень приятно. Он псих. Я не хочу вдаваться во все детали того, как я восстановил план полковника, но теперь я его знаю. Это может прозвучать несколько неожиданно, так что постарайтесь не смеяться.

— Во всем, что касается полковника, нет ничего смешного, — заметил Клейман. — Алан Харпер был моим другом. Отравление — ужасная смерть.

Они терпеливо слушали, сначала с недоверием, потом с возрастающим пониманием.

— То, что ты говоришь, может быть правдой, — заметила Роксана. — Идея сумасшедшая — но и полковник сумасшедший.

— Сдвинутый, как целый дурдом, — добавил Клейман. — И позвольте мне вам сказать, что я надеюсь, что Трой прав. Потому что тогда он, с нашей точки зрения, давно уже помер. Какое-то время в прошлом он еще жил, но свой дурацкий план он не осуществил.

— Откуда ты знаешь? — спросил Трой.

— Потому что история не изменилась, друг. Как Юг проиграл войну, так оно и осталось.

— Здесь они проиграли войну, — сказала Роксана, — но в параллельной ветви, может, и нет.

Трой поднял брови:

— Я тебя не понял.

— Это одна из многих теорий о природе времени. Она отрицает наиболее распространенное представление о времени как о реке, протекающей из прошлого в будущее через настоящее и при этом неизменной. За ней можно наблюдать, но на нее нельзя воздействовать. Современная версия древнего понятия о предопределении, которое вступает в конфликт с понятием свободы воли. Если будущее неизменно, то мы — только игрушки в руках времени, живущие предопределенной нам жизнью и имеющие не больше свободы, чем актеры на экране кино. Если же воля человека свободна и мы имеем возможность изменять будущее, то с точки зрения этого будущего мы изменяем прошлое.

— Глубокая мысль, — встрял Клейман. — Физика, замешанная на философии. Именно этими вопросами нам придется заниматься сейчас, поскольку мы-то знаем, что путешествия во времени возможны. Это приводит нас к другой теории о природе времени, а именно: о возможности ветвления времени и параллельных временных потоках. Например, допустим, что англичане расстреляли как изменника Джорджа Вашингтона раньше, чем он победил в Революции. В этом случае США до сих пор были бы колонией Великобритании. Возможно, что существует вселенная, то есть мир, параллельный нашему, в котором это случилось. Таких вселенных может быть бесконечно много, и каждая из них порождена вероятностью во времени, возможностью выбора, изменением, сделанным из другого мира.

— Сложная теория, — сказал Трой.

— Уж конечно, — согласился Клейман. — И мы возвращаемся к тому, с чего начали. Если существует вселенная параллельных возможностей, нам без разницы, что там, в прошлом, сделал полковник Мак-Каллох. Нас это не затронет. Если он ничего не добьется, у нас все останется как было. Если он выполнит свой сволочной план, он создаст новую ветвь времени, и нас это опять-таки не коснется. Но если наше время можно изменить, а это не сделано, то его планы потерпели крах.

— Ты забыл еще одну возможность, — возразил Трой. — Допустим, его планы потерпели крах потому, что кто-то его остановил. Кто-то из настоящего, кто знал, что он задумал, отправился вслед за ним и помешал.

— Интересное рассуждение, — согласилась Роксана. — Но о его истинности принципиально невозможно сказать что-либо. Еще один парадокс времени. Либо полковник потерпел неудачу потому, что такова его судьба, и тогда его никто не должен был останавливать. Либо он был остановлен кем-то из настоящего, но, так как мы знаем, что его остановили, нам нечего беспокоиться. В любом случае что сделано, то сделано, и дальнейшее уже не наша забота.

— Все еще не могу согласиться, — угрюмо заметил Трой. — Я не могу его забыть, этого полковника. И то, что он сделал, я тоже не забуду. И что он еще может сделать. Что бы вы ни говорили, а остановить его надо.

— Если это можно сделать — отлично, но как? — спросил Клейман. — Ты видишь, как непросто ответить на этот вопрос. От сегодняшнего правосудия он сбежал сквозь время. И проще всего нам действительно забыть о нем. Понимаешь, с точки зрения нашего мира он уже давно сдох и похоронен.

— Для нас сегодня все в порядке, — согласился Трой. — А что с теми, которых это затронет? Мы знаем, что он там, в прошлом, и с каким-то преступным планом в голове. Есть ли способ как-нибудь обезвредить его?

— Сомневаюсь, — сказал Клейман. — Что мы можем? Послать сообщение в полицию того времени? Предупредить, что некто Уэсли Мак-Каллох разыскивается полицией следующего столетия по обвинению в убийстве?

— Я понимаю, что это невозможно. Но у вас есть машина времени. Должен же быть какой-то способ ее использовать. Если бы мы могли послать за ним команду — даже и команду не надо, хватит одного человека. Одного определенного человека. Мак-Каллох этого не ждет, поскольку считает, что его след во времени не найти.

— Верно. Но, знаешь, ни от кого не потребуешь выполнения подобной задачи. Покинуть мир своего рождения, оказаться в прошлом, среди неизвестных опасностей да еще знать, что дорога — в один конец, навсегда. Нет, Трой, даже и не думай. Полковник исчез — и скатертью дорога.

— Я знаю, что отсюда он ушел навсегда. Но меня мучает мысль, что где-то — или когда-то, если так вернее, — он творит какую-то мерзость.

— Трой, мы разобрали ситуацию в деталях, — мягко сказал Клейман. — Ты сам видишь, что нет никакой возможности хоть что-то сделать. Он ускользнул от сегодняшнего правосудия в прошлое, и лучшее, что ты можешь сделать, — это забыть его. Он умер и похоронен.

— Нет, — сказал Трой. — Не забуду.

Сказано это было твердо, но без эмоций. Он пришел к решению, о котором подсознательно думал уже несколько дней. Теперь он осознал его. И понял, что это решение давно уже им принято.

— Мак-Каллох не удерет. Я пойду за ним.

Эти слова упали в наступившую тишину.

Клейман собрался что-то сказать, но передумал. Заговорила Роксана Делькур:

— Решение очень серьезное. Ты продумал его до конца?

— Вообще-то нет. Скорее эмоции, чем рассудок. Просто я взялся за это дело. Однажды я видел полковника, и он мне не понравился. Потом я видел, что он натворил, и знаю, что дальше будет еще хуже. Кто-то должен встать у него на дороге. И похоже, что этот «кто-то» — я.

— Слушай, — сказал Клейман. — Ведь это необратимо. Туда ты попадешь, а обратно никак.

Трой медленно кивнул:

— Я знаю. Но в конце концов, это не так уж далеко. Все те же Соединенные Штаты нашей любимой Америки. Только чуть пораньше. Зато сколько новых впечатлений! Добавим, что терять мне тут особенно нечего. Можете назвать это депрессивным восприятием или неадекватной оценкой, но после смерти моей жены все в этом мире стало как-то не так. Уже почти два года. Перед смертью она долго болела. Ей несладко пришлось, и меня это прилично стукнуло. Так что какое-то время я был готовым клиентом для восьмого отдела. Работа спасла. Вообще-то я не склонен к самоубийству, но... Извините, ребята, сам не знаю, с чего это я разговорился.