Александр Филиппов - Сказка без чудес

На вопрос Глеба Сергеевича о месторасположении музея она, молча, указала куда-то в конец тёмного, не освещённого ни единой лампочкой, коридора.

Осторожно ступая, боясь вывихнуть ногу на проваливающихся предательски в самых неожиданных местах гнилых половицах, Дымокуров прошёл в указанном направлении.

На очередной плотно закрытой двери удалось-таки в полумраке разглядеть фанерную табличку, с надписью синей масляной краской от руки: «Краеведческий музей».

Деликатно дважды стукнув костяшками пальцев по косяку, и не дождавшись ответа, Глеб Сергеевич решительно толкнул заскрипевшую пронзительно дверь.

За ней открылось довольно просторное и неожиданно светлое за счёт солнца, щедро бьющего в окна, помещение. Вдоль его стен тянулись остеклённые витрины тёмного дерева с экспонатами, а свободное пространство над ними было занято картинами, изображавшими бытовые сценки из жизни давних лет, чёрно-белыми фотографиями, выцветшими плакатами.

Посреди этих заботливо собранных, пронумерованных и подписанных осколков прежних эпох, восседал за обшарпанным, заляпанным фиолетовыми чернилами с незапамятных времён, тоже вполне годящимся в качестве экспоната, письменным столом главный, и, похоже, единственный хранитель музея — Рукобратский.

Заметив, наконец, посетителя, он вскочил, воскликнул приветливо:

— Глеб Сергеевич! Дорогой! Рад, что заглянул в нашу, так сказать, кладовую истории!

Дымокуров, не помнивший, чтобы они с хранителем музея переходили на «ты», поморщился слегка. Но, тем не менее, заставил себя улыбнуться в ответ. И, вспомнив, кстати, имя-отчество хозяина кабинета, поприветствовал в свою очередь сдержанно:

— И вам доброго дня, Степан Порфирьевич. Вот, решил с вашей помощью подробнее ознакомиться, так сказать, с историей нашего края…

— И правильно, и великолепно! — подхватил Рукобратский. — А то, знаете ли, в последние годы у нас развелось много Иванов, родства не помнящих. А лишённый исторической памяти народ и будущего не имеет…

Дымокуров скорбно кивнул в ответ.

Хранитель музея подхватил его под локоток, предложил увлечённо:

— Что ж, давайте, не откладывая в долгий ящик, начнём осмотр экспозиции! Вот, взгляните.

Рукобратский подвёл посетителя к огромному, два на три метра, полотну, написанному масляной краской и вставленному в массивный багет с потемневшей от времени позолотой.

Картина сразу напомнила Глебу Сергеевичу знаменитое «Утро в сосновом бору» Шишкина, прозванное в народе «Три медведя».

Медведи, однако, на музейном полотне отсутствовали. Зато Заповедный Бор, один из его наиболее укромных, диких уголков, представал перед глазами зрителя во всей красе. Огромные, в два обхвата, стволы сосен, покрытые тёмным лишайником, скудный подлесок у их сумрачного подножия — чахлые от нехватки света берёзки, кусты малины с кровавыми точками спелых ягод. На переднем плане располагалось могучее дерево, вывернутое непогодой с корнями и комом земли, под которыми вполне могла бы скрыться избушка средних размеров.

— Перед вами — Заповедный бор! — заученно, как опытный экскурсовод, зачастил Степан Порфирьевич. — Картина написана местным художником Звонарёвым в конце девятнадцатого века, и была подарена городской управе Зеленоборска. Заповедный бор — это хвойный массив около ста километров длинной и более пятидесяти километров в поперечнике. Реликтовый лес располагается здесь с конца эры Великого оледенения. То есть более десяти тысяч лет. Эти исполины, — обвёл он невесть откуда взявшейся в его руке указкой контуры сосен на картине, — помнят мамонтов, шерстистых носорогов и пещерных медведей! — хранитель музея посмотрел на Дымокурова победно, будто и сам был выходцем из той немыслимо-далёкой эпохи. — Но и сегодня, — продолжил он увлечённо, — в бору обитает тридцать девять видов млекопитающих, сто сорок четыре вида птиц, восемь видов пресмыкающихся, четыре вида земноводных, и двадцать три вида рыб, обосновавшихся в реке Боровке!

Глеб Сергеевич глубокомысленно причмокнул губами, впечатлённый таким обилием живности в этих краях.

— Здесь можно встретить лося и косулю, — продолжал хранитель музея, переходя к следующей экспозиции, на которой были представлены пыльные чучела некоторых зверей, имевших несчастье быть увековеченными посмертно в качестве экспонатов. — Здесь торят в чаще свои тропы бесстрашные кабаны…

Дымокуров кивал механически, не в силах оторвать взгляда от прибитой под потолком головы лося с огромными ветвистыми рогами, с выкаченными мученически, остекленевшими глазами. Потом, переведя взор на прочие экспонаты — тушки белок, лисиц, барсуков, волка с оскаленными хищно клыками и с большой, проеденной молью, проплешиной на шерстистом боку, подумал с грустью о том, что участь большинства обитателей реликтового бора с учётом человеческого фактора оказалась наверняка весьма незавидной…

А Рукобратский вещал увлечённо:

— Уникальность нашего лесного массива заключается в его многотысячелетней истории, а так же в местоположении — едва ли не в центре южно-уральских и приволжских степей. А главная беда — в нефтеносных пластах, залегающих в недрах этого чуда природы!

Степан Порфирьевич перешёл к следующему стенду с чёрно-белыми фотографиями под стеклом.

— В послевоенные годы на территории бора начались геологоразведочные работы. В результате было открыто богатое месторождение нефти. На этих снимках запечатлены первые нефтескважины, рабочие будни бурильщиков. В ту пору природные богатства страны принадлежали всему народу, и разведчики недр справедливо полагали, что трудятся на благо всех граждан Советского Союза. Однако, — сделал трагическую паузу Рукобратский, — в 1971 году на одной из нефтедобывающих скважин произошёл разлив «чёрного золота». Вспыхнул пожар, который с большим трудом удалось потушить. Исходя из этого печального случая, правительство СССР, не желая рисковать уникальным памятником природы, наложило запрет на добычу нефти в Заповедном бору. И все пробуренные к тому времени скважины были законсервированы. А вот любопытное постановление Правительства СССР, относящееся к ещё более раннему периоду, к 1948 году, — экскурсовод ткнул указкой в ксерокопированный машинописный листок под стеклом. — Подписанный, обратите внимание, самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным! «О мерах по восстановлению лесов и улучшению лесного хозяйства в лесном массиве «Заповедный бор», — прочёл вслух название документа Степан Порфирьевич. И взмахнул указкой, словно дирижёр палочкой, прервав последние такты симфонической оркестра. — А теперь нашему реликтовому бору вновь грозит полное уничтожение!