Артур Кларк - Сказки «Белого оленя»

И он отнюдь не испытывал враждебности к человечеству. Как раз наоборот — он жалел его. Он попросту верил, что оно завершает свой путь, и желал спасти хоть что-то из обломков цивилизации. И в глубине души я не мог его винить.

Наверное, мы немало времени провели в той металлической хижине, представляя различные варианты будущего. Помню, я высказал предположение, что мы сможем достичь определенного взаимопонимания, потому что столь различным культурам, как люди и термиты, совсем не обязательно иметь повод для конфликтов. Но мне самому в это с трудом верилось, и если состязание начнется, то я не уверен, кто выйдет из него победителем. Ведь что сможет сделать оружие человека против разумного противника, способного погубить урожай пшеницы и риса во всем мире?

Когда мы вышли из металлической хижины, было уже почти темно. И тут профессор сделал последнее признание.

— Через несколько недель, — сказал он, — я намерен совершить самый крупный шаг вперед.

— Какой же?

— Неужели не догадались? Я собираюсь подарить им огонь.

После этих слов по спине у меня пробежал холодок, вызванный отнюдь не приближением ночи. Роскошный океанский закат показался мне символическим — и я внезапно осознал, что символизм этот гораздо глубже, чем я подумал.

Закат этот был одним из прекраснейших, какие мне доводилось видеть за всю жизнь, и отчасти рукотворным. Потому что высоко в стратосферу, начиная свой путь вокруг планеты, взлетела пыль умершего сегодня острова. Моя раса сделала большой шаг вперед, но разве имело это значение теперь?

Я собираюсь подарить им огонь. Не знаю почему, но у меня не возникло сомнения в том, что профессор добьется успеха. И когда он это сделает, то даже силы, которые моя раса сегодня спустила с поводка, не спасут ее…

На следующее утро нас забрал гидросамолет, и больше я профессора не видел. Он до сих пор там, и я считаю его важнейшим человеком в мире. Пока наши политики грызутся, он делает нас вымирающим видом.

Думаете, его следует остановить? Пожалуй, еще не поздно. Я часто над этим размышляю, но так и не смог придумать действительно убедительную причину, почему мне следует вмешаться. Несколько раз я даже был на грани принятия решения, но потом брал газету, прочитывал заголовки…

Думаю, надо предоставить им шанс. Я просто не представляю, как они ухитрятся справиться с делом хуже, чем это сделали мы.

перевод А. Новикова

Мы обсуждали сенсационный процесс, слушавшийся в Олд Бэйли, когда Гарри Парвис, который обладал прямо-таки невероятной способностью повернуть разговор в желательном ему направлении, обронил как бы невзначай:

— Помню, мне довелось однажды выступать в качестве эксперта-свидетеля в довольно интересном деле.

— Только свидетеля? — подзадорил его Дрю, ловко наполнив пивом «Бэсс» две кружки одновременно.

— Да… Сложное было дело. Оно слушалось в начале войны, когда ожидалось вторжение. Только поэтому вы ничего не знали о нем в то время.

— С чего это вы взяли, что мы о нем не слышали? — с подозрением спросил Чарли Уиллис.

Гарри явно заметал следы. Поймать его на этом удавалось нечасто.

«Qui s'excuse s'accuse» [10] Кто оправдывается, тот сам себя обвиняет (фр.). ,— подумал я и решил посмотреть, как он вывернется.

— Дело было весьма необычным, — ответил он с достоинством, — и вы, конечно, помнили бы о нем, если бы хоть одним глазом заглянули в судебный отчет. Мое имя склонялось в связи с этим достаточно часто. Случай, о котором идет речь, произошел в отдаленной части Корнуэлла, а герои его принадлежали к представителям редкой породы полоумных ученых. Лучший экземпляр этой породы, какой мне доводилось видеть. Возможно, впрочем, что такая характеристика не совсем справедлива, — поспешно поправился Парвис. — Просто Гомер Фергюсон был несколько эксцентричен, и за ним водились маленькие слабости: к примеру, для ловли мышей он держал в доме удава, а в комнатах всегда ходил босой. Но он был так богат, что все старались не замечать подобных мелочей.

Гомер — незаурядный ученый, компетентный в различных областях. Когда-то давно он окончил Эдинбургский университет, но никогда в жизни по-настоящему не работал — немудрено с такой кучей денег. Он купил у пастора старый дом неподалеку от Ньюкея и развлекался тем, что придумывал разные разности. За последние сорок лет он изобрел телевидение, шариковую ручку, реактивный двигатель и кое-какие другие безделушки. Ему, однако, и в голову не приходило заботиться о патентах, и все изобретения числятся за другими. Это его мало тревожило, ибо он отличался необыкновенной щедростью во всем, что не касалось трат.

Парвис, оказывается, приходился ему дальним родственником по каким-то сложным линиям, одним из немногих еще здравствующих. Поэтому, когда однажды от Гомера пришла телеграмма, взывающая о немедленной помощи, он, разумеется, незамедлительно откликнулся на зов. Никто не знал толком, сколько у Гомера денег и что он собирается с ними делать. Но Гарри полагал, что шансов у него не меньше, чем у любого другого претендента на наследство, и не желал их терять. Не без трудностей он добрался до Корнуэлла и явился в дом священника.

Едва ступив за калитку, он увидел, что стряслось. Дядюшка Гомер (он, собственно, не был дядей в строгом смысле этого слова, но, сколько Гарри себя помнил, его всегда называли так) ставил свои опыты в сарае рядом с домом. Теперь сарай стоял без крыши и окон и из него несло отвратительной вонью. Тут, несомненно, не обошлось без взрыва, и Гарри пришло в голову (конечно, без всякой задней мысли), что дядюшка, возможно, тяжело ранен и нуждается в советчике для составления нового завещания.

Однако от этих иллюзий не осталось и следа, как только старик — на вид идеальное воплощение здоровья (если не считать нескольких заплаток пластыря на лице) — открыл дверь.

— Хорошо, что ты приехал так быстро, — прогудел он. Встреча с Гарри, видимо, доставила ему искреннее удовольствие. Но он тут же нахмурился: — Понимаешь, мой мальчик, я попал в пренеприятную историю, и мне нужна твоя помощь. Завтра в местном суде будет слушаться мое дело.

Гарри был потрясен. Дядюшка Гомер всегда казался ему законопослушным гражданином, настолько законопослушным, насколько им мог быть автомобилист тех времен, когда бензин в Англии отпускался по карточкам. Что, если дело связано с черным рынком, как это часто случалось в те годы? Гарри не представлял себе, чем бы он мог ему помочь.

— Очень жаль, дядя. А что случилось?

— Это длинная история. Пойдем в библиотеку — там поговорим.

Библиотека Гомера Фергюсона занимала все западное крыло здания, давно нуждавшегося в ремонте. Гарри подозревал, что в стропилах чердака гнездились летучие мыши, но так никогда и не удосужился проверить свое предположение. Гомер расчистил местечко на столе, попросту сбросив книги на пол, а затем свистнул три раза кряду. Где-то сработало реле, приводимое в действие звуком, и из невидимого динамика раздался мрачный голос, говоривший с корнуэлльским акцентом.