Рэндал Гаррет - Планета Горгоны (сборник, том 1)

Большую часть времени Дик бездумно парил в каюте космического корабля. Он чувствовал себя почти лишним, потому что кораблем управлял кибернетический мозг, контролируя весь полет. На корабле были мониторы, регуляторы, цепи управления и прочие необходимые устройства и механизмы. Вот только космонавт был кораблю совершенно не нужен, и Дик помнил об этом каждую минуту полета.

Дик выучил намертво вид каждой заклепки. Он пересчитал все гаечные ключи и прочие инструменты. Он все время считал сколько минут и секунд остается до конца полета. Дик просто не знал, чем еще можно заняться. Как-то раз половину «дня» он простоял у иллюминатора, глядя на необозримое пространство, лежащее за ним, и наблюдая, как медленно растет Марс. При этом он думал, что ждет его там. Чудовища? Люди? Этого Дик не знал, и неизвестность буквально изводила его.

Правда, во время полета было несколько приятных моментов. Мир трепетал перед телеэкранами, когда Дик пролетал мимо Орбитальной станции и передавал ее изображение на Землю. Солнце вспыхивало на ободе Станции, что особенно поражало воображение. Но это было всего лишь на второй день пути. Затем он миновал Луну, и полет стал совсем уж монотонным и бездеятельным. Дик думал, что с ума сойдет от скуки, пока корабль неуклонно мчал его к Марсу. Но он никогда не говорил Земле, как здесь скучно. Скучно и одиноко.

Земля снова пришла в ужасное волнение, когда он наконец подлетел к Марсу и двенадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят шестого года объявил, что лег на орбиту и готовится к приземлению. При этом Дик знал, что он ничего такого не делает. Корабль готовился к посадке сам.

Кибернетический мозг, управляющий им, точно и аккуратно посадил корабль в пустыне, такой же пустой, как и та, с которой он отправился в полет. Только эта была красноватой, а не пыльно-коричневой, как Большая Песчаная пустыня в Австралии. Дик медленно и осторожно вышел из корабля — давно он не разминал по-настоящему ноги, а маленькие тренажеры на борту не удовлетворяли требованиям его привыкшего к спортивным нагрузкам тела.

Затем ликование смешалось с разочарованием, когда Дик взял пробы песка, как того требовали инструкции. Он наполнил несколько пузырьков сухим, рассыпчатым песком и на корабле аккуратно промаркировал их.

Прошло три дня усердных поисков, прежде чем Дик нашел марсианина.

Пустыня простиралась во все стороны до самого горизонта — красная, песчаная, сухая и совершенно плоская. Насколько хватал глаз, Марс, казалось, был покрыт пенопластом, иссушенным, почти совсем рассыпавшимся, из которого местами торчали небольшие скалы. Озираясь, Дик опять осторожно приблизился к мешку.

Он подумал о Земле, этом громадном человеческом улье с миллиардами обитателей, а затем о безмолвном Марсе с его молчаливым, терпеливо ожидающим чего-то жителем.

Ты не сможешь понять его, снова раздался в голове Дика резкий, как терка, голос старика. Все люди одинаковы, стоит только копнуть поглубже .

— Нет! Нет! Это не так! — Дик почувствовал горячие слезинки, замершие в уголках глаз, но не мог стереть сомнение, все растущее у него в душе. — Кто ты? — закричал он неподвижному марсианину. — Почему ты не просыпаешься?

Марсианин по-прежнему молчал.

Дик выхватил пистолет и дважды выстрелил вверх, и два громких хлопка ударили его по ушам, нарушая извечную тишину, висящую над пустыней. Выстрелы тоже не возымели никакого эффекта. Марсианин все так же лежал на песке и даже глазами не двинул.

Несколько ужасных секунд Дик в упор глядел на него, взвешивая в руке пистолет. Он начал потеть, и скафандр специальной губкой обтер ему лоб. Дик вскинул пистолет, затем опустил его, но тут же снова отчаянно поднял. Секунду он колебался, целую долгую секунду, прежде чем пустить пулю в средний глаз марсианина.

Удар пули словно высвободил напряжение, все это время копившееся в душе Дика, и оно улетучилось, точно воздух из проткнутого воздушного шарика. Стоя на внезапно ослабевших ногах, Дик наблюдал, как поврежденный пулей глаз закрылся пленкой, но почти тут же вновь открылся, целый и невредимый. А в пустыне по-прежнему царило Красное Безмолвие.

Дик бросился на колени, схватил горсть красного песка и позволил ему просочиться сквозь пальцы обратно на землю. И тут напоминающий разрез или шрам рот марсианина внезапно сморщился и открылся. И Дик услышал слова, хотя так и не понял, исходят ли они изо рта марсианина. Гораздо позже ему уже стало казаться, что с ним заговорило само Красное Безмолвие. Но они навсегда запечатлелись у него в памяти.

«Улетай домой, маленький человечек. И когда-нибудь возвращайся... но только не скоро».

The martian, (Imagination, 1955 № б).

Пер. Андрей Бурцев.

Это был плохой день для Дирка Бериша. Сначала пришла записка от Кэннера, в которой подразумевалось, что Бериш что-то расслабился за последнее время, а сразу после этого начальник Производственного отдела Сунитаро отклонил проект авторучки Бериша на том основании, что она слишком громоздка, а потому будет плохо продаваться.

Бериш хмуро сутулился за своим потертым черным проектировочным столом и вяло перебрасывал две эти записки — снежно-белую от Кэннера и нежно-зеленую от Сунитаро. У Кэннера был четкий, каллиграфический почерк, записка была написана темно-синими чернилами с аккуратными полями в три сантиметра. Сунитаро же, как всегда, начеркал вкривь и вкось, ломаными строками, а о полях и вообще не позаботился. Но обе эти записки указывали на одно и то же: Бериш был в кризисе, и прежний авторитет ему могло вернуть лишь какое-нибудь новенькое изобретение, не то у «Смешанных Технологий» появится новый начальник проектного отдела, а Беришу придется таскаться на биржу труда.

Пристальный взгляд Бериша прошелся по небольшому, оживленному помещению. Три его проектировщика согнулись над проектировочными столами и отчаянно жевали карандаши, пытаясь сосредоточиться. Бериш подумал о том, кто же в итоге заменит его: вечно растрепанный Родригес, Кондон или Хейлман? Все трое были умными, нетерпеливыми, с горящими глазами, точно такими же, каким был и Бериш, когда начал работать на «Смешанные Технологии».

И тут он заметил, что Кондон встал из-за стола и направляется к нему.

— Мне кажется, вас это заинтересует, — сказал Кондон, кладя на стол перед ним большой мраморный шарик.

Даже несмотря на грустные размышления, Бериш не мог не восхититься его красотой. Он мерцал мягким, успокаивающим сиянием, словно у него в середине горел маленький, но яркий огонек. Он даже походил на какую-то драгоценность.