Артур Кларк - Венера Прайм

Разочарованный и уставший, он отказался от сценария интервью.

— Что ты там видишь? — спросил он.

— Деревья. Горы. — В ее голосе был долгий шепот. — Снег на земле.

Такой разговор происходил уже не раз, но она этого не помнила. Сейчас он попросит ее рассказать, что случилось с ней вчера, и она подробно расскажет о событиях, которые произошли более трех лет назад.

Он резко поднялся — удивляя себя, потому что редко менял план свой работы:

— Хочешь выйти на улицу?

Она казалась такой же удивленной, как и он.

Медсестры ворчали и суетились над ней, упаковывая ее в шерстяные брюки, фланелевую рубашку, шарф, кожаные сапоги на меховой подкладке, толстое пальто из блестящего серого стеганого материала — сказочно дорогой гардероб, который она воспринимала как должное. Она была способна одеваться сама, но обычно ходила в халате и шлепанцах. — Сестре‑хозяйке было так проще — меньше мороки.

Доктор ждал ее снаружи на ледяных ступенях каменной веранды, рассматривая двери с их облезлыми рамами — желтый пигмент краски превращался в порошок в сухом, морозном, разреженном воздухе. Он был высоким и очень полным человеком. Его черное пальто «Честерфилд» с элегантным бархатным воротником, стоившее как средней цены квартира, еще больше добавляла ему полноты. Но что поделаешь, — положение обязывало.

Появилась та, которую он ждал — медсестры проводили ее до дверей. Она слегка задохнулась глотнув резкого холодного воздуха. На щеках под прозрачной поверхностью бело‑голубой кожи расцвели два розовых пятна. Она не была ни высокой, ни необычайно стройной, но в ее движениях сквозила быстрая профессиональная уверенность, которая напомнила ему, что она танцовщица. Среди всего прочего.

Он и девушка шли по территории за главным зданием. К востоку, была пустыня — белая с коричневыми проплешинами песка. Но не все белое было снегом, кое‑где это была соль. С высоты, на которой они находились, безжизненное пространство пустыни было видно по‑крайней мере на сто миль вокруг. Далеко на юге сверкнул отблеск полуденного солнца от окон проходящего магнитоплана. Под ногами хрустели прихваченные морозом стебли коричневой травы, солнечный свет слепил глаза, отражаясь от снежного покрова.

Край лужайки был обозначен голыми тополями, посаженными близко друг к другу, параллельно древней стене из коричневого камня. Трехметровый электрифицированный забор за стеной почти слился с горным склоном, на который упала тень; под покровом можжевельников еще сохранялись голубые сугробы.

Сели на освещенную солнцем скамейку. Он вынул шахматную доску из кармана своего пальто и положил между ними.

— Хочешь сыграть?

— А ты хорошо играешь? — спросила она просто.

— Средне. Не так хорошо, как ты.

— А откуда ты это знаешь?

Он колебался — они часто играли — но эту правду он устал ей говорить.

— Это есть в твоем файле.

— Хотела бы я увидеть свой файл когда‑нибудь.

— Боюсь, у меня больше нет к нему доступа, — соврал он. Файл, который она имела в виду, был не тем, о котором говорил он. Они говорили о разных вещах.

Ей выпало играть белыми, и она быстро разыграла итальянскую партию, лишая доктора из равновесия ходом пешки с3 на четвертом ходу.

Чтобы дать себе время подумать, он спросил:

— Есть ли еще какие‑нибудь просьбы?

— Просьбы?

— Есть что‑нибудь, что мы можем сделать для тебя?

— Я хотела бы увидеть своих маму и папу.

Он не ответил, обдумывая ход. Как и большинство любителей, он изо всех сил пытался думать на два‑три шага вперед, но у него это плохо получалось. Как и большинство мастеров, она думала позиционно, и хотя в текущий момент она уже не помнила свои первые ходы, это не имело значения. До того как несколько лет назад ее краткосрочная память была стерта, в долговременной сохранились несчетные варианты и позиции.

Она отвечала мгновенно, вот уже один из его слонов скоро будет проигран. Он улыбнулся с сожалением. Происходил еще один разгром. Тем не менее он сделал все возможное, чтобы оказать достойное сопротивление, и подарить ей интересную игру.

Пока кураторы не развязали ему руки, он мало чем мог ей помочь.

Прошел час — время для нее ничего не значило, — вот она опять говорит «подумай». Ферзя давно нет, ситуация безнадежна. — «Сдаюсь». Она улыбнулась, поблагодарила его. Он сунул шахматную доску в карман.

Когда доска исчезла из виду, к ней вернулся тоскующий взгляд.

Они еще раз прошлись вдоль стены. Тени были длинными, дыхание застывало перед лицами, над головой туманное голубое небо было покрыто тысячей инверсионных следов. Медсестра встретила их у двери, доктор остался снаружи. Когда он попрощался, девушка с любопытством посмотрела на него, уже забыв, кто он такой.

Возникшее чувство внутреннего протеста требовало выхода, действий и доктор включил связь:

— Я хочу поговорить с Лэрдом.

Лицо на экране было вежливо‑доброжелательным:

— Очень жаль. Но директор не отвечает на внеплановые звонки.

— Это лично и срочно. Пожалуйста, скажи ему это. Я буду ждать.

— Доктор, поверьте мне, просто нет никакой возможности…

Второй помощник…, третий… — из третьего наконец он выжал обещание, что директор позвонит ему утром. Эти упрямые отказы только разожгли мятежную искру, и доктор был очень зол, после всех этих разговоров.

Его пациентка попросила просмотреть файл — файл, над которым она работала, перед тем как ее поместили в больницу. Он хотел получить разрешение на это, но зачем заморачиваться? Лэрд и остальные были бы против, но ведь она не сможет никак злоупотребить тем, что увидит: она почти мгновенно забудет все.

Он постучал в дверь ее комнаты наверху. Она открыла, все еще в сапогах, рубашке и брюках, которые надела на прогулку:

— Да?

— Ты просила просмотреть твой файл.

Она изучающе посмотрела на его. — Тебя послал мой отец?

— Нет. Один из сотрудников М.И.

— Мне не разрешено просматривать мой файл. Никому из нас неразрешено.

— Ну… в твоем случае было сделано исключение. Но это на твое усмотрение. Только если ты заинтересована.

Безмолвно, она последовала за ним по гулкому коридору, вниз по скрипучим пролетам лестницы.

Подвал был светлым и теплым, с ковровым покрытием. Что было совсем не похоже на сквозняки и остальные «прелести» в залах и палатах выше. Врач показал ей кабину для индивидуальной научной работы:

— Я уже ввел соответствующий код. Я буду рядом, если у тебя возникнут какие‑либо вопросы.

Он сел с другой стороны узкого прохода, на две кабины дальше, спиной к ней. — Хотелось, чтобы она чувствовала конфиденциальность, но все‑таки не забывала о его присутствии.

Женщина осмотрела экран установки. Затем ее пальцы искусно погладили полушария ручного ввода. На экране латинскими буквами и цифрами пошел текст: