Мигрант, или Brevi Finietur

Ерунда. Мне предлагают работу, достойную супермена с крылышками, — работу, связанную со стратегическим балансом на Раа. Не стратегическим развитием, потому что развития здесь нет; с балансом, потому что главное занятие этой системы — удержаться в равновесии.

Но я хочу вернуться на Землю…

Он встал, стараясь двигаться потише. Тимор-Алк спал внизу, у дома, свернувшись калачиком прямо на росистой траве; он был похож на щенка, которого в наказание за что-то выставили на ночь из дома. Или он всегда так спит?

Вспомнился разговор, подслушанный на острове, кажется, тысячу лет назад. Шана страстно желала, чтобы ее внук прошел Пробу. Боялась, что у него получится. Истово надеялась, что Тимор-Алк провалится и до конца дней будет ее подопечным, зависимым, домашним. Она приходила в ужас от одной только мысли об этом. Она готовила мальчика к Пробе — зная, что у того низкий болевой порог, что над ним станут смеяться, издеваться, радоваться его ошибкам; она хотела хоть как-то смягчить для него Испытание и потому научила спать на траве, в любую погоду, без одеяла…

Тимор-Алк почувствовал его взгляд — повернулся, судорожно потягиваясь, и открыл глаза. Крокодил смотрел на него с крыши — сверху вниз.

А что, если просто связать мальчишку и запереть в доме? Есть какие-то законы, запрещающие одному полноправному гражданину связывать другого? Аира будет вызывать пацана хоть до изнеможения, а потом махнет рукой — и найдет для своего дела кого-нибудь другого…

Не найдет. Аира явится сюда, добудет Тимор-Алка, связанного, с кляпом во рту, парализованного — какого угодно. Отыщет, вытащит из-под земли… Из-под поверхности Раа, как это звучит на новом языке. Единственный способ изъять Тимор-Алка из дела — убедить его отказаться самому.

А мальчишка, способный побежать по углям, ни за что не откажется от задуманного.

Замкнутый круг.

Тимор-Алк сонно помахал рукой. Крокодил ответил ему; удостоверение, висящее на цепочке на груди, вдруг ощутимо дернулось.

Крокодил взял его на ладонь. Кора, непривычно грубая, на глазах отслаивалась с деревянной плашки. Крокодил сперва перепугался — решил, что удостоверение гражданина пришло в негодность, — и только через несколько секунд вспомнил, что это сигнал о новой информации, поступившей на его имя.

— Шана, я прошу прощения, у вас есть терминал? Я не умею читать руками…

— Один у Тимор-Алка, другой на крыльце… Вам пришел большой пакет, Андрей.

— От кого бы это, — пробормотал он, почему-то предчувствуя неладное.

— От меня, — сказала Шана.

Он удивленно поднял глаза.

— Да. Вы хотели доказательств, что мне по силам… исполнить обещание. Сядьте тихонько у терминала и посмотрите, что я для вас добыла… И спросите себя: а Махайрод, Консул Раа, покажет вам что-то подобное?

Шана завтракала. На железной решетке над раскаленным камнем жарились древесные грибы. Крокодил поблагодарил ее кивком и вышел на крыльцо, сжимая удостоверение в потной ладони.

Память о несуществующем времени, перенесенная с носителя на носитель и перекодированная, по-видимому, несколько раз, была почти непереносима для нормального человеческого восприятия.

Тем не менее это была его память. Маленький фрагмент: последний вечер на земле. Около часа после того момента, как он был «взят».

Вот он возвращается домой. Обрывки картинок — все, что он видит, пополам со случайными мыслями; пульс и кровяное давление присутствуют как часть визуального ряда. Пульс немного учащается, когда он по лестнице поднимается на четвертый этаж. Вечер, загорается свет в прихожей; фрагментарно — он видит стол и плиту, картонную коробку в углу, нечистый плинтус. Он разогревает в микроволновке половину цыпленка гриль и ест; вкус тоже отражается графически, и, похоже, цыпленок паршивый. Звучит мобильный — мелодию вызова ни с чем невозможно спутать. Мурашки по коже — или похожее чувство, включенное в видеоряд. Голос женщины в трубке. Женщина говорит непонятно, по-русски, и только временами бессвязные звуки сливаются в знакомое сочетание: «А…дре…ай… Андрей…» Все краски смещаются в синий спектр. Пульс ускоряется, давление подскакивает. Женщина в трубке издает короткие и длинные звуки — плачет…

Конец фрагмента.

Девяносто процентов информации — многослойное доказательство подлинности. Детали. И только десять последних процентов хранят событие, которое, возможно, стало первым толчком Крокодила к миграции.

Он долго сидел скорчившись, сунув ладони под мышки. Вокруг пели птицы; тучи над лесом разошлись, и выглянуло солнце.

Во Вселенском Бюро миграции ему сказали, что он обрадовался, расставаясь с памятью о последних двух годах. Это были непростые годы; что же там, елки-палки, случилось? С сыном? Со Светкой? С кем?!

Или все-таки речь идет о глобальной катастрофе?

Ему хотелось заново пересмотреть фрагмент, но он был почти уверен, что тогда у него пойдет носом кровь. Возможно, тот, кто снимал зрительный образ с нейронов мозга и перекодировал для другого носителя, работал спустя рукава. А может, запись вообще не предназначалась для человека. Крокодил не мог представить, кому и зачем понадобилось хранить память мигранта о двух годах его жизни — годах, которых на самом деле не было!

Голова раскалывалась. Сейчас, когда надо было быстро думать, решать и воплощать решение, желейная каша вместо мозгов могла сослужить плохую службу; Крокодил закрыл глаза и увидел себя дирижаблем, расписанным изнутри.

Узор плясал, как неровная кардиограмма. Далекие гудки вплетались в колокольный звон и мучили диссонансом. Крокодил вздохнул раз, другой; самое трудное — первая чистая терция. Первый шаг к гармонии.

Все еще сидя с закрытыми глазами, он слышал, как подошел Тимор-Алк. От мальчишки пахло травой; Крокодил сидел, с колоссальным облегчением чувствуя, как бежит кровь по сосудам, уносит боль, как уносит весенний ручей муть и глину, поднявшуюся со дна.

— Андрей?

Крокодил повернул голову.

— Тебе плохо?

— Замечательно.

— Пришло текстовое сообщение с орбиты. Мне. Насчет тебя.

— Правда?

— Он пишет, — Тимор-Алк облизнул губы, — «Позаботься, чтобы мигрант подтянул индекс хотя бы до миллиарда. Сегодня».

Картину можно было бы озаглавить «Утро обезьяны»: на Шане был комбинезон, снабженный подвижным хвостом. Как женщина им управляла, было Крокодилу неведомо, но бабушка Тимор-Алка раскачивалась высоко на ветках, подтягиваясь, качая пресс и иногда, в перевороте, повисая на хвосте, как на страховке.

— Здорово, — сказал Крокодил. — Ты так тоже умеешь?

— А чего там уметь? Элементарная координация движений.

— Как он управляется?