Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей

Как-то раз мы сидели у Антонио в уютной квартирке. Из соседней комнаты доносилась колыбельная — это Дагни убаюкивала двухлетнего сына. Судя по тому, что колыбельная то и дело прерывалась бодрыми восклицаниями, младенец вовсе не собирался спать. Он был очень похож на Антонио — такой же вёрткий и беспокойный. А может, вся штука была в рондро… ну, в том препарате, которым Антонио когда-то поил Дагни.

Мы пили чай с лимоном и печеньем, и Антонио громким шёпотом требовал, чтобы мы говорили потише. В комнате повсюду были разбросаны игрушки, в воздухе плавала игрушечная планета, вокруг которой медленно крутилось кольцо — ни дать ни взять Сатурн.

Робин вертел в руках фигурку рыцаря в сверкающих доспехах, и вдруг — видно, на что-то случайно нажал — от фигурки осталась лишь сморщенная оболочка, и по коленям Робина запрыгали, соскакивая на пол, крохотные всадники в индейских головных уборах. Робин совладал с собой, не рванулся со стула, хотя я видел по его глазам, что его испугала неожиданная метаморфоза.

— Превратили квартиру в детский сад, — проворчал он, с отвращением глядя на скачущих индейцев.

Антонио засмеялся.

— Это Хансен привёз, отец Дагни, — объяснил он. — Да вы слыхали про него — известный конструктор детских игрушек.

— Нет, мы не слыхали, — сказал Робин и придвинул к себе вазу с миндальным печеньем.

— Не может быть. Такой добродушный толстяк, похожий на Криц-Кинчпульского.

— А кто этот Криц… как дальше? — спросил я.

— Его тоже не знаете? — Антонио громко вздохнул и возвёл глаза к потолку. — Совершенно дикие люди, никого не знают! Да, так вот. Прилетел к нам погостить Хансен, отец Дагни. Навёз игрушек, малыш в восторге, все в восторге. Ну ладно. Гостит день, другой, вижу — он безвылазно сидит в квартире, Хансен, отец…

— Дагни, — подсказал Робин. — Мы догадались.

Антонио кинул на него тот самый взгляд, который в старых романах называли испепеляющим.

— И я ему предлагаю прогулку. У меня как раз «Оберон» стоял свободный, знаете, буксир новой серии, с контейнерами…

— Знаем, — сказал я.

— Слава богу, хоть что-то знаете. Значит, предложил ему полетать вокруг «Элефантины» — ни за что! Просто выйти в скафандре из шлюза — ни за что! «Да что ты, старший, говорю, ты даже не хочешь полюбоваться, какая вокруг красотища?» — «Я уже налюбовался, говорит, когда сюда летел». А у самого в глазах страх. Да что там страх — ужас!

— Тише, не кричи, — сказал Робин.

— По-моему, это вы кричите, — сказал Антонно. Он оглянулся на дверь детской и понизил голос: — Представьте себе, так и просидел в четырех стенах две недели. Затосковал ужасно. «Не понимаю, говорит, как можно так жить — без земли, без неба, в этом чёрном пространстве». И улетел на шарик.

— Ну и что удивительного? — сказал Робин. — Все дело в привычке. Мы привыкли к чёрному небу, а он — к голубому.

— Не он, а оно, — поправил Антонио. — Человечество!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я, настораживаясь.

— А то, что не надо тащить его в космос. Ну что это за жизнь — вечно в скафандре, в чуждых условиях…

— Погоди. Во-первых, Хансен с его страхом перед космосом — отнюдь не олицетворение человечества. Во-вторых… а, да что говорить!

Мне вдруг стало тоскливо. Если уж и Антонио, старый друг и единомышленник, заводит эту надоевшую песню…

— Пойду спать, — сказал я, поднимаясь.

Антонио подскочил, ухватился за клапан кармана моей куртки.

— Улисс, ты не думай, что я… Конечно, перенаселение, теснота — все это так. Но ведь не сегодня и не завтра. Какие-то резервы пока есть, на добрых полвека хватит. А к тому времени…

— К тому времени, — сказал я, — на «Элефантине» проходу не станет от твоих детей. И они будут поносить своего папочку, который трусливо переложил на них все заботы. Спокойной ночи.

Всему бывает конец. И настал день, когда монтажники закончили работу. Комиссия проверила, мы с Робином погоняли корабль на разных режимах, бумаги были подписаны, а когда бумаги подписаны — тогда все. Так уж принято в космофлоте.

С Земли прилетели члены экспедиции — трое био-, пара- и просто психологов: специалист по составлению тестов Михайлов, улыбчивый, деликатный Нагата и мой старый знакомый Баумгартен, возглавлявший экспедицию.

Я не очень ему обрадовался. Странно: этот высокий нескладный человек, которому было далеко за шестьдесят, как будто молодел с каждым годом. Вообще я замечаю, что люди, склонные к патетике, стареют медленнее, чем обычные смертные. Все они особо жилистые, что ли.

Баумгартен был необыкновенно приветлив. В его бледно-голубых глазах светилась отеческая ласка, когда он беседовал с нами о цели экспедиции. Я сказал, что раз уж нам выпало такое счастье — лететь с ним, — то очень бы хотелось, чтобы исследователи вели наблюдение за самими собой, а нас с Робином оставили в покое. Баумгартен простёр руку и торжественно ответил, что мы должны гордиться участием в такой экспедиции, что мы, пилоты, — цвет человечества, оптимум, что у нас высокая пространственная смелость, самоконтроль и ещё что-то в этом роде и, кроме того, высокие показатели групповой психологии. И поэтому мы будем для участников экспедиции неким психоэталоном. Во как!

Накануне старта я снова говорил с Андрой. Был просто радиоразговор, без телевидения, и я жалел, что не могу заглянуть ей в глаза. Голос Андры звучал спокойно, ровно. Она готовилась к поездке в Конго, и, наверно, мысли её сейчас были заняты только пигмеями. Она просила меня не задерживаться — будто речь шла о пешей прогулке по окрестностям Веды Гумана.

«Прилетай поскорее, Улисс!»

Эти её слова я без конца повторял про себя, пока буксир волочил наш корабль к месту старта. Ну, а потом, когда мы включили двигатели и начали разгон, меня обступили привычные заботы, и тут уже, естественно, было не до Андры.

Мы с Робином вывели корабль к Венере и легли на курс спутника. Орбита была выбрана такая, чтобы нам никто не мог помешать, а вернее — чтобы мы никому не мешали. Больше от нас вроде бы ничего не требовалось: что делать пилотам на режиме спутника? Мы чередовали минимум физических упражнений с едой и сном, ну и, понятно, читали книги и развлекались разговорами. Космофлотское начальство рекомендует пилотам использовать свободное время для глубокого изучения инструкций и последней технической информации. Мы не стали пренебрегать полезным указанием, потому что мы — дисциплинированные пилоты. Раскрыв «Инструкцию по выводу корабля серии „Т-9“ с круговой орбиты вокруг населённых планет», мы принялись распевать её, пункт за пунктом, на мотив одной из популярных песенок Риг-Россо. Хорошо получилось! То ли я пел слишком громко, то ли перевирал мотив, но Робин совсем скис от смеха. Он уже не мог петь — задыхался и кашлял, а я распевал вовсю, стараясь держаться поближе к переговорной трубе.