Оро Призывающий - Я убил Бессмертного [СИ]

…очертания иномирного города медленно вырисовывались в Тумане. Мы с моей группой шагали быстро и молча — за всё время, как мы вышли из лагеря, мы едва ли перекинулись парой слов. Всем не терпелось попасть к цели побыстрее.

Судя по всему, в напарники мне достались совсем зелёные новички, хотя один, похоже, был немного более опытным. Я постоянно ловил на себе его снисходительно-озабоченный взгляд.

Двадцать человек набралось за полчаса; мы вышли первыми, остальные пятёрки должны были выйти за нами с интервалом в пять минут.

Город впереди становился всё отчётливее, всё материальней. Интересно, отметил я ещё одну деталь: нам ни слова не сказали о Герде Крейн. Ни о том, как её отыскать, ни о том, как она туда попала, и даже ни о том, что делать, если мы её отыщем. Значит… “Гризли” уверены, что мы до неё попросту не доберёмся.

Что ж; я оглядел свою “команду”. Не то, чтобы я в это особо верил, но… надеюсь, вы выживете.

Герда ненавидела своё имя. Она ненавидела своё происхождение. Ненавидела свою семью. Ненавидела своё будущее.

— Я — всё, что может быть неправильно в этом грёбанном мире, — лицо рыжей девушки замерло в болезненной гримасе. — Ребенок, рождённый от изнасилования. Не то человек, не то демон… бестолковое, короче, создание.

Черная масса, окружившая девушку, как питон — жертву, с интересом вслушивалась в её слова. Понять, где это создание начиналось, а где заканчивалось, было довольно трудно. Сотни пар глаз и острых пастей друг за другом появлялись и пропадали на поверхности материи, выстраивая причудливые фигуры и перетекая с места на место. Однако даже при таком непостоянстве, Герда была уверена — всё внимание твари сейчас было сфокусировано на ней.

— Такой ответ тебя устроит? — она издевательски ухмыльнулась.

В конце концов, что ей было терять? Что истекающие вязкой слюной челюсти, что жуткие зрачки, прожигающие душу, вряд ли могли бы предложить Герде что-либо похуже того, что она успела пережить на протяжении последних восемнадцати лет своей жизни.

Если уж на то пошло, то воспоминания о «счастливом детстве» леденили ей душу гораздо сильнее, нежели голодный потусторонний монстр. Ей даже не приходилось вспоминать все свои детские травмы — у Герды всегда складывалось впечатление, словно они навечно отпечатались у неё перед глазами. Разве что с возрастом она научилась их не замечать.

Вот отец… с презрительной улыбкой упрекающий её в том, что она не его родная дочь. Вот очередное напоминание о том, что само её происхождение было грехом. Жалкой ошибкой, плодом страданий её матери, которую Герда ненавидела не меньше, чем отца.

Если даже не больше. Отец, по крайней мере, никогда не скрывал своё к ней отношение, тогда как мама… делала вид, что любит её, но больше потому, что так было проще принять сам факт ошибочного существования дочери. Однако её дорога от любви до ненависти была скорее похожа на маленькую протоптанную тропинку, которую мать не медлила переходить при малейшей оплошности со стороны дочери.

Что означают слова “лицемерная сука”, Герда уяснила ещё в детстве.

Ах, да, детство — его она тоже ненавидела. По большей части она помнила только насилие от брата, которому всё прощалось, ведь он, в отличие от Герды, был родным сыном. Иногда тот переходил черту в своих садистских порывах, избивая её до грани потери сознания. Ублюдок упивался безнаказанностью и продолжил бы делать с ней всё, что вздумается, если бы в какой-то момент девушка сама не решила это прекратить.

Герда вообще довольно быстро осознала, что из союзников в этом мире у неё только та, кого она видит в отражении. Это печальное, однако очень своевременное откровение было единственным, что позволило ей протянуть так долго. Уж слишком много чести было бы этим ублюдкам, если бы она просто сдалась и наложила на себя руки или чего они там от неё добивались всё это время.

Жаль вот только, что даже при таком раскладе она всё равно сильно зависела от своей родни. А вернее, от старых договорённостей своей семьи.

Вальтер был… в каком-то извращенном роде — её женихом, а по совместительству главной причиной, по которой девушка сейчас общалась с непонятной глазастой материей посреди Тумана.

Вальтер был демоном. И довольно отвратительным. Рядом с ним даже её фанатично зависимый от власти отец превращался в жалкую, лебезящую версию самого себя. Что нетрудно понять, ведь эту самую власть он получил именно благодаря Вальтеру и его сородичам. В обмен на громадный список всяких мелочей, разумеется. Всё же демоны иначе не работают.

И так уж вышло, что одной из этих «мелочей» было… рождение Герды, полудемона-получеловека, порождённого во грехе и боли, и её дальнейший брак с представителем чистокровных демонов. Чёрт, да она бы не удивилась даже, узнав, что её мудацкое имя выбирал лично Вальтер, под себя. В любую другую причину такого решения, кроме инфернальной, девушка поверить не могла.

Казалось, всё в жизни Герды было переполнено причинами ненавидеть себя и всех окружающих. Как говорил Вальтер, её судьбой было стать воплощением самой ненависти. Для этого она и была рождена, для этого она жила, и это… её рок.

Естественно, в рот она е**ла такой рок.

Не менее естественно, что Герда сбежала из дому при малейшем намёке на возможность что-то изменить.

Ей помогли, подсказали. Неожиданный доброжелатель, о существовании которого она даже не подозревала. Сообщили, что в этом конкретном месте она найдет такое создание, что сожрёт хоть сотню демонов на завтрак и даже не подавится. И, кажется, Герда сейчас смотрела как раз на него.

Её демоническая кровь позволяла ей играючи ориентироваться в Тумане, а потому путь до места назначения — разрушенного города из иного мира — не занял много времени. Сам город — другое дело.

Одна только попытка проникнуть внутрь отняла у неё трое суток. Путь… просто не кончался. Ворота находились прямо перед ней, но дорога растягивалась и растягивалась, как резиновая лента — а за спиной возникали самые адские звуки: крики боли, рёв потусторонних тварей и даже голоса её родных.

Впрочем, её предупредили. Магическая защита не могла причинить ей реального вреда, но очень цепко проверяла её целеустремлённость. Обернёшься — и искажение пространства тут же закончится, вот только то, что внутри, сочтёт тебя уже не господином, а лёгкой добычей.

Она прошла весь путь до конца, ни разу не обернувшись. Голод, жажда, дикая усталость — всё меркло перед гневом, который и толкал ей вперёд. И, когда она наконец предстала перед существом…

— Подчинись мне, — она выбрала одну пару глаз из сотен доступных и смотрела в неё так пронзительно, как только могла.