Айзек Азимов - Осколок Вселенной [Песчинка в небе]

Однако Арвардан открыл следы ранней цивилизации, предшествовавшей тысячелетнему примитивному состоянию миров Змееносца, а в древних памятниках этих планет нашел свидетельства существования межзвездной торговли. И в качестве завершенного штриха наглядно продемонстрировал, что человек, в древности обитавший на Змееносце, был человеком высокоцивилизованным.

Лишь тогда «Журнал Галактического археологического общества» решился напечатать дипломную работу Арвардана – через десять лет после ее создания.

И вот теперь излюбленная идея Арвардана привела его на самую, пожалуй, заштатную планету всей Империи – на Землю.

Арвардан приземлился в единственном имперском поселении на всей планете, среди безлюдных плато северных Гималаев. Здесь, в не знавших радиации краях, сиял чертог неземной, в полном смысле слова, красоты, – хотя и представлявший собой, собственно, всего лишь копию вице-королевского дворца из другого, более удачливого мира. Дворец был окружен пышной растительностью на радость его обитателям. Угрюмые скалы они покрыли слоем почвы, оросили, окутали искусственной атмосферой и климатом и создали пять квадратных миль парков и лужаек.

На все это ушло ужасающее, по земным понятиям, количество энергии, но ресурсы Империи были неисчерпаемы – в нее входили десятки миллионов планет, число которых все возрастало: статистика утверждала, что на восемьсот двадцать седьмом году Галактической Эры в среднем по пятьдесят планет ежедневно получали статус провинции, а для этого требовалось население не ниже пятисот миллионов.

В этом неземном оазисе жил прокуратор Земли, который мог порой среди этой рукотворной роскоши позабыть, что он правит столь захолустным миром, и вспомнить, что он принадлежит к древнему и прославленному аристократическому роду.

Жена его, пожалуй, реже поддавалась иллюзиям, особенно когда видела вдали, взойдя на травяной пригорок, резкую границу, отделявшую их земли от общего запустения планеты. И тогда ни разноцветные фонтаны, ночью светившиеся как холодное текучее пламя, ни обсаженные цветами аллеи, ни идиллические рощи не могли подсластить ей горечь изгнания.

Поэтому Арвардана встретили гораздо радушнее, чем предусматривалось протоколом – ведь он нес с собой дыхание Империи, ее просторов, ее беспредельности.

Арвардан, в свою очередь, восхищался всем, что его окружало.

– Как прекрасно у вас здесь все устроено, с каким вкусом! Просто удивительно, как пронизывает имперская культура самые отдаленные уголки Галактики, лорд Энниус.

– Боюсь, что при дворе прокуратора Земли приятнее гостить, чем жить постоянно, – улыбнулся Энниус. – Это всего лишь раковина, которая отзывается пустотой, если ее тронуть. Моя семья, персонал, имперские гарнизоны здесь и в крупнейших городах Земли да случайные посетители вроде вас – вот и вся имперская культура. Вряд ли этого достаточно.

Они сидели под колоннадой. День угасал, солнце закатывалось за окутанные пурпурным туманом зубцы на горизонте, и воздух был так насыщен ароматами, что с трудом выжимал из себя редкие дуновения.

Прокуратору не совсем подобало проявлять слишком большое любопытство к деятельности своего гостя, но надо же было принять во внимание нечеловечески долгую оторванность его от Империи!

– Вы предполагаете задержаться здесь на некоторое время, доктор Арвардан? – спросил он.

– Вот этого не могу вам сказать, лорд Энниус. Я опередил свою экспедицию, чтобы выполнить необходимые формальности. Мне нужно, например, получить от вас официальное разрешение на разбивку лагеря в определенных местах и на посещение интересных для меня объектов.

– Разумеется, разумеется! Но когда вы начнете раскопки? И что вы такое ожидаете найти в этой несчастной куче булыжника?

– Надеюсь разбить лагерь через несколько месяцев, если все пойдет хорошо. Но почему вы называете эту планету кучей булыжника? Ведь это абсолютно уникальное явление в Галактике.

– Уникальное? – надменно произнес прокуратор. – Ничего подобного! Самый заурядный мир. Не мир, а свинарник, жуткая дыра, выгребная яма, можете сами подобрать любой нелестный эпитет. Но при всей этой тошнотворности его даже уникально мерзким назвать нельзя – просто заурядный, скотский, крестьянский мир.

– Но ведь этот мир радиоактивен, – ответил Арвардан, слегка озадаченный горячностью прокуратора.

– Ну так что же? В Галактике тысячи радиоактивных планет, и кое-где радиация гораздо выше, чем на Земле.

В это время к ним плавно подъехал передвижной погребец, остановившись в пределах досягаемости.

– Что вы предпочитаете? – спросил Энниус археолога.

– О, все равно. Может быть, лимонный коктейль?

– Сделайте милость. Все необходимые ингредиенты имеются. С ченси или без?

– Самую чуточку, – показал Арвардан, почти сведя вместе большой и указательный пальцы.

– Через минуту будет готово.

Где-то в недрах погребца, этого популярного повсюду детища человеческой изобретательности, заработал бармен – электронный бармен, который смешивал напитки не на глазок, но с точностью до атома, каждый раз достигая совершенства. Ни один человек, каким бы артистом своего дела ни был он, не смог бы с ним состязаться.

Затем откуда-то из потаенных глубин выплыли высокие бокалы.

Арвардан взял зеленый и на миг приложил его к щеке, чтобы ощутить холодок, а потом поднес к губам.

– Как раз в меру. – Он поставил бокал на подставку, устроенную на подлокотнике кресла. – Вы правы, прокуратор, есть тысячи радиоактивных планет, но только одна из них обитаема – вот эта самая.

– Что ж, – Энниус отпил, смакуя свой напиток и немного смягчаясь от его бархатистого вкуса, – В этом смысле она, пожалуй, уникальна. Но этакой уникальности не позавидуешь.

– Дело не только в статистике, – продолжал Арвардан, попивая свой коктейль, – Вопрос гораздо обширнее и открывает громадные возможности для размышлений. Биологи доказали – или утверждают, что доказали, – будто на планете, где радиоактивность атмосферы и океана превышает определенную величину, жизнь не может развиться. Так вот, радиоактивность Земли значительно превышает эту цифру.

– Интересно, я этого не знал. По моему разумению, это должно служить убедительным доказательством того, что земляне в корне отличаются от всех прочих жителей Галактики. Вам это, наверное, на руку, вы ведь сирианин. – Энниус сардонически хмыкнул и произнес доверительно: – Знаете самую большую трудность, с которой я сталкиваюсь, управляя Землей? Это сильнейший антитеррализм, повсеместно существующий в секторе Сириуса, За который земляне платят той же монетой. Я не хочу, конечно, сказать, что антитеррализм в более или менее острой форме не распространен по всей Галактике, но Сириус стоит особняком.