Albireo MKG - Элохим – число множественное [litres самиздат]

– Фанатики будут недовольны, если у нас получится… – сказал я.

Эдик отмахнулся.

– Ай, фанатики всегда недовольны. На то они и фанатики. Сегодня в три часа будет совещание. Будет обсуждаться запрос. Сам созывает.

– Сам Самыч? – так незатейливо прозвали мы Директора нашего НИИ, и ведущего ученого, профессора Громулина Александра Аристарховича. Да, сына того самого Громулина. Только Александр не пошел по стопам отца, он был физиком. Не психологом. Но понимал значимость этой науки. Александр – был Сам, и потому что директор, и потому что тот САМый Громулин, сын того САМого Громулина.

– Угу.

Я вздохнул. В любом случае, мне дадут одно задание. Скорее всего, рассчитать причины, почему Разум может не откликнуться, и на что он может захотеть откликнуться. Я так привык просчитывать, анализировать и прогнозировать поведение звезд, планет, галактик, Вселенной, что поведение людей анализировал и прогнозировал уже на автомате. Может, живи я среди обычных людей, меня бы опасались, говорили, что я читаю мысли, заставляли чувствовать себя неловко за свой интеллект. Но в НИИ все были талантливы, пугающе талантливы, поэтому мы не пугали и не боялись друг друга. Поэтому свое задание я просчитал верно. Ну, не лично свое, группе ученых-психологов. Меня назначили ведущим проекта, от психологов.

На совещании ажиотажа, который я ожидал где-то той же частью разума, где зиждился религиозный генетический страх, не было. Все выслушали запрос – «Наладить коммуникационную линию со Вселенной, с целью выяснения разумного начала в космосе. Сформулировать алгоритм универсальных запросов для получения отклика Вселенной. Провести необходимые эксперименты до ответа. Результаты оформить однозначно. Предоставить отчет о ходе работы.»

Вот такие задачи ставил Фироками.

Конечно, можно было бы отделаться стандартным – если устроить взрыв в космосе, Вселенная ответит радиационными поясами. Или любую подобную же бессмысленную ерунду. Там мы и не нужны, психологи. Таких экспериментов у физиков вагон. Притянуть это за уши к разумному отклику смогут космологи-теоретики. Но мы все знали, что нужно Фироками. И, по решимости коллег, я видел, что мы собираемся это сделать. Связаться с Богом.

Я вернулся домой, завершив или заморозив текущие дела. Мы принадлежали Фироками, его заказы были приоритетными. С недовольными богатыми и могущественными заказчиками, с отложенными сроками, столица разбиралась сама.

Я решил почитать эту самую последнюю работу Громулина. «Живая вселенная» – послушно отобразил экран. Конечно, я ее читал, даже изучал. Но, как я говорил, ее изучали неподробно, а сам я ее не перечитывал со времен Университета. Незачем было. Меня вопросы Бога не интересовали. Меня интересовал человек, а не его гипотетический создатель.

«Казалось ли вам когда-то, что за вами кто-то незримо наблюдает? Что вы стараетесь показаться лучше, даже наедине с собой? Кому вы хотите понравиться, когда одни? С кем вы разговариваете вслух и про себя, когда одни, оправдывая свои не очень красивые мысли?» – так начиналась книга. Да уж, начало научной книги. Но Громулин, вообще, был славен тем, что самые сложные теории мог описать просто и понятно. Даже там, где требовались многоэтажные формулы, Громулин приводил художественные образы, и мне, чистому гуманитарию, удавалось понять параллаксы, браны, изотропность и прочие понятия, одни названия которых меня пугали. Громулин был психологом. Он настаивал, что понимание терминологии облегчает понимание предмета в целом. Но я считаю, что как хороша бы ни была эта идея, все еще зависит, от того, кто объясняет эту самую терминологию. Объяснить же можно так, что и само объяснение не поймешь.

Да, вы, наверняка заметили, я очень восхищен Громулиным. Но, разве не полагается быть восхищенным человеком, показавшим тебе путь, давшим тебе простые ответы, на казавшиеся сложными тебе, вопросы?

Я читал до поздней ночи, я вел диалог с Громулиным, как будто он мне отвечал в своей книге. Не знаю, как так получалось. Но стоило мне не согласиться с каким-то его положением, стоило мне только подумать о сомнениях, как он развеивал их в следующем абзаце. Стоило мне согласиться, он словно хитро улыбался и показывал – а это противоречие не заметил? Если я задавал вопрос, он отвечал. Если он задавал вопрос, я отвечал, и он продолжал рассуждать, словно услышал этот ответ. Я заметил, что веду диалог, только перед самым утром. И решил не ложиться спать.

Да, для вас это странно. Но я сплю не каждый день. Только когда настроение угнетенное, когда нужно найти какое-то решение, какой-то ответ, когда нужно много времени, тогда мы, сотрудники нашего НИИ (мы же договорились, я буду называть его просто НИИ? В Фироками, вы знаете, часто все так зовется, Университет, НИИ, Клиника…), уходим в безвременное пространство. Чтобы иметь сколько угодно времени на размышления. Каламбур, конечно, но по сути точный. Да, наши ученые определили, что такое сознательный сон, бессознательный сон, что происходит во время сна. И почему. Да, вы, наверное, помните, я рассказывал про сны в своем прошлом рассказе «Сон в весеннюю ночь». Кто не читал, пусть почитает, я не буду сейчас отвлекаться на теорию снов. Да, это было большое открытие, которое даже не предали широкой огласке. Так, опубликовали в журнале «Аве, наука!», не для всех. Некоторые даже поговаривали, что люди пострадали, пытаясь применить положение о сне на практике. Ну, да ладно, во Вселенной нет ни одного предмета, который не принес бы вреда когда-нибудь и кому-нибудь. Абсолютно все когда-либо выступало в роли убийцы и абсолютно все выступало в роли жертвы.

Я сварил кофе, вкусный. Почти, как у Софии. Чтение я прекратил, мы о многом поговорили ночью, теперь нужно все переварить.

У нас нет четкого графика работы. Это потом, после первой идеи, Сам Самыч соберет нас снова, и мы договоримся, в какое время обязательно всей группе находиться в НИИ. Чтобы обсуждать работу. А пока все будут ходить, думать, пробовать. Первый ход мой. Да, самонадеянно, конечно, но так есть. Коллеги будут что-то пробовать, и только когда я сформирую вектор работы, начнется работа. А что вы хотели? Чтобы садовник рассказывал про работу ученых, которую видел через окно? Садовник пусть рассказывает про свою, а я про свою. Знаете, есть такая притча. У одного писателя был садовник, и как-то садовник говорит: «мне тут идея пришла в голову, может, тебе пригодится» и рассказал замечательную идею для романа. Писатель обрадовался и говорит: «это замечательная идея, запиши ее, и ты станешь писателем!» садовник ответил: «я не писатель, я садовник. Мне без надобности. Ты писатель – ты напиши, у тебя лучше и красивее получится». Писатель сказал: «ну, спасибо тебе, как же мне тебя за это отблагодарить? А, знаешь что, держи вот этот огрызок вкусного яблока, там много семечек, мне без надобности, а ты вырастишь чудесный яблоневый сад». И они расстались довольные друг другом. Каждый должен делать то, что умеет лучше всего.