Леонид Дюк - Теория поля

Арсений утвердительно кивнул и взялся за ручку входной двери. Снова обернулся:

– Слав, признайся. Все-таки зачем ты скопировал себе все эти письма? Ведь ты же понял уже, что ошибся. Зачем они тебе потребовались?

Хакер по-детски сконфуженно и виновато развел руками. Вопрос явно застал его врасплох.

– Не знаю… Так, на всякий случай… Вообще, я не собирался. Как-то само получилось.

Козырев понимающе покачал головой, прощально взмахнул рукой и скрылся за дверью.

Все произошедшее требовало внимательного, глубокого и детального анализа. Несмотря на потрясающие, невероятные совпадения, со строго научной точки зрения считать их прямым следствием проведенного Козыревым опыта не было ни малейших оснований. Он вообще до сих пор сомневался, что эксперимент оказал хоть какое-то значимое воздействие на него самого и на его личные способности. Ведь подобные странные стечения обстоятельств случались с ним и раньше, вспомнить хотя бы неожиданно привезенное Антоном вино во время их опытов на профессорской даче.

Ему очень не хватало сейчас Малахова. Арсений с самого раннего детства привык видеть рядом с собой этого человека. Позже, когда повзрослел, всегда обсуждал с учителем самые сложные свои проблемы. Но сейчас он боялся. Боялся признаться ему, что все-таки, невзирая на предостережение, решился осуществить рискованный эксперимент. Испытать, так сказать, ожидаемый эффект на собственной шкуре. И теперь он мог предстать перед профессором только в роли абсолютного победителя. А до этого счастливого момента пока было еще очень далеко.

Неожиданно вспомнилось одно из известных изречений все того же Эйнштейна: «Разум, однажды расширивший свои границы, – утверждал великий гений, – уже никогда не вернется в прежние». Расширил ли он, Арсений, границы своего разума и сумел ли превзойти тот уровень, что предначертан каждому человеку от рождения? Ему казалось, что да. Казалось, но утверждать это безоговорочно он пока не мог. Да, с ним что-то произошло, вот только что именно? Может быть, это и есть то самое просветление, о котором так много сказано в древних религиозных писаниях и о котором и сейчас так часто говорят адепты различных восточных философских школ?

Прислушавшись к себе, к своим мыслям и желаниям, Козырев понял, что в этом смысле ровным счетом ничего не изменилось. А вот его возможности – тут, пожалуй, что-то такое действительно прощупывалось. Он верил, что это так. Он ощущал себя иначе – не всесильным, но более могучим, что ли. Препятствия окружающего мира, которые раньше всегда пугали своим величием и непостижимостью, вдруг как-то поблекли и уменьшились в размерах. Мир стал ближе, дружелюбнее, податливей и больше не казался таким уж суровым и непредсказуемым. Вот только назвать ощущения эти как-то, кроме как субъективными, не получалось. А уж тем более оценить их количественно. Оставалось ждать, наблюдать и анализировать.

Арсений сидел в пустой квартире, с тоской вспоминая свою семейную жизнь, которая, как и у всех, временами бывала сложной, но все же такой родной и теплой, и которой теперь у него не было. Использовать свои гипотетические новые возможности, чтобы вернуть Вику, он боялся. Кроме того, он до сих пор надеялся, что все образуется само собой, что жена поймет, простит и вернется.

Он сильно скучал по ней. Раньше он даже не мог представить, что будет скучать настолько сильно. Конечно, рядом с женой была еще и Снежана, но подобные чувства по отношению к дочери были вполне естественными. А вот столь глубокая боль из-за разлуки с Викой стала для него неожиданностью. Он привык к ней, считал чем-то само собой разумеющимся, всегда зримо или незримо присутствующим рядом, и, только потеряв, понял, насколько она ему близка и дорога. Она стала частью его самого. От него будто оторвали не только кусочек тела, но частичку израненной души, рана болела и ныла чрезвычайно остро. Он хотел вернуться к Виктории. Страстно желал добиться всего, чего только можно добиться в этой жизни и гордо войти к ней триумфатором. Знаменитым и непобедимым. Убедить в своих силах, проявить свои способности, доказать свою любовь! А ей был нужен он прежний: такой близкий, такой любимый, такой родной. Ее собственный, только ее и ничей другой! Ей не нужен был целый мир, он один был и продолжал оставаться всем ее миром, который она теперь потеряла. Теперь она отрешенно существовала вне мира. А он пытался научиться жить без нее.

Однако пассивно тосковать, лежа на диване, Арсений не собирался, это не входило в его привычки. Мысли о науке постепенно затмевали образ Вики, и вскоре он уже с упоением анализировал недавно полученные факты.

В голове складывалась довольно любопытная картина. Козырев попытался прикинуть вероятность столь немыслимых совпадений, но строгий математический аппарат упрямо не желал адаптироваться к многообразию условий реальной жизни. Действительно, как учесть всю широту влияющих факторов? Промучившись некоторое время в бесплодных попытках вычислить конкретное значение, согласился с мыслью, что каким бы ни получилось число в результате длительных расчетов, его можно с уверенностью считать ничтожно малым и более не учитывать. Доказанным с огромной степенью вероятности можно было считать только то, что человек способен своими мыслями изменять грядущую реальность. По крайней мере, в значительной мере оказывать на нее влияние. Но разве этого мало?

«От чего именно зависит степень и сила воздействия? Что влияет на скорость реализации заказа? От личности человека, от его природных данных? А может быть, самое главное – научиться правильно мыслить? Отключить разум, поверить в возможность, разрешить себе получить желаемое. Или, быть может, причина в сложности реализации намерения? Что-то сделать легко, а для чего-то другого требуются значительные затраты ресурсов. Независимо от того, что сам индивидуум думает о практической достижимости его пожеланий.

А что происходит, если желания двух людей взаимно исключают друг друга? Допустим, оба умеют правильно мыслить, знают, как сделать заказ. Предположим даже, что их потенциальные силы равны. Магические возможности, если таковые существуют, одинаковы.»

Козыреву понравилось слово «магические», хотя в его сознании термин этот означал несколько иные понятия. Тем не менее подобное его применение в данном контексте он счел вполне уместным.

«Нет, ну действительно, – продолжил он свои умозрительные рассуждения, – если два человека хотят одного и того же? Чей заказ исполнится? Понятно, конечно, что абсолютного равновесия не бывает, чаша весов рано или поздно качнется в чью-либо сторону, но все же? А если таковых желающих много? Возьмем, например, ту же партию в покер. Мне ведь так и не удалось добиться появления нужной карты. Единственное, что у меня получилось, это некоторым образом почувствовать близость успеха. Научиться прогнозировать развитие событий. Я уверен, что каждый хотел выиграть. И каждый как мог просил для себя нужную ему карту. Кто-то молил Бога, кто-то колдовал, кто-то визуализировал. Кто-то, наоборот, загадывал желание и отворачивался от монитора, поплевывая через левое плечо. Суть одна! Как исполнить сей пестрый набор противоречивых заказов? Приходится это все как-то взаимоувязывать, причем не только между игроками, но со всем прочим человечеством. Задачка не из легких. С точки зрения информационных технологий тут потребуются огромные вычислительные мощности. Может быть, поэтому нельзя избрать конкретный путь, а следует лишь указать конечную цель? А маршрут построит… в общем, кто-то, кто реально в силах это сделать.