Леонид Дюк - Теория поля

Несколько бокалов виски с колой (в этом Томилина строго соблюдала ИТ-шные традиции) помогли растопить начавший было образовываться ледок. Лена сама перевела встречу в романтическое русло.

– Ты же знаешь, что ты мне всегда нравился.

Он кивнул.

– Я имею в виду как мужчина. В том числе и в сексуальном плане. Тоже. Я хотела сказать, что не только. В общем, ты меня понял, – девушка явно волновалась.

Он обнял ее за плечи. Она положила голову ему на грудь. Примерно с минуту они молчали.

– Вообще-то хотелось бы услышать что-то подобное в ответ, – Лена села, повернулась к нему и открыто, с вызовом посмотрела прямо в глаза. – Арсений, в конце концов, какого черта! Я ничего не понимаю! Лет пять мы не виделись. И до этого еще столько же. Потом ты звонишь, предлагаешь встретиться… Я спешу к старому другу, а попадаю на свидание. Ты откровенно предлагаешь мне секс, но до сих пор не сказал еще ни одного ласкового слова! Да, я не скрываю, чего уж там, ты и так все понял, я тоже хочу этого, и я вовсе не гламурная дура, мне не особо-то нужны все эти сопли. Но я не понимаю почему? Почему вдруг? Что случилось, почему я?

Она залпом осушила чуть ли не половину бокала с виски.

– Лен, многое изменилось. В двух словах не расскажешь… Так получилось, что ты сейчас чуть ли не единственный близкий мне человек. Женщина. Не просто женщина. Красивая и сексуальная женщина! Я всегда видел в тебе не только друга. Я не знаю, почему у нас не возник роман тогда. Я был молод, целиком отдавался науке. Но он вполне мог бы возникнуть! Во всяком случае, мне и тогда, и сейчас очень бы этого хотелось! А если тогда мы… нет я, конечно же, я! Вдруг я тогда допустил ошибку? Я бы не простил себе, если бы не попытался исправить. Но если ты считаешь, что слишком быстро… Может быть, мы и правда слишком торопимся…

Она не дала ему договорить, впившись губами в его губы.

Секс был бурным и страстным. Но когда все закончилось, он внезапно почувствовал почти болезненную потребность немедленно уйти, исчезнуть, испариться. Понял, что, не может более оставаться здесь ни минуты. Он испытывал сильнейшее чувство отвращения, но хуже всего, что не мог точно определить к кому: к ней или к себе.

На поверку все оказалось гораздо хуже, чем даже со всеми теми малознакомыми женщинами, с которыми по сути его практически ничего не связывало. Здесь, рядом с ним в одной постели сейчас лежал человек, женщина, которая когда-то была ему дорога, с которой он с удовольствием проводил время и с которой теперь не мог заставить себя пробыть несколько часов до утра.

Превозмогая жуткий стыд, он все же встал и оделся.

– Уже уходишь?

Как он ни старался двигаться тише, Лена все же проснулась. Но это было даже хорошо, исчезнуть, ничего ей не сказав, было бы слишком уж низко и цинично.

– Да, мне нужно идти. Извини.

– Что-то не так?

– Нет, все было супер!

Арсений стремился как можно скорее исчезнуть, но все же невероятным усилием воли заставил себя наклониться и чмокнуть девушку в щечку.

– Ты замечательная! Отдыхай, не надо меня провожать, я сам, – с трудом выдавил он из себя несколько дежурных слов.

Услышав звук захлопнувшейся двери, Лена со злостью стукнула кулаками по кровати, зарылась с головой в подушки, еще хранившие тепло его тела, и зашлась в беззвучном отчаянном рыдании.

Где-то в недрах его одежды требовательно зазвонил мобильный. Теперь для Козырева телефонные разговоры стали редким событием. Очень мало людей жаждали услышать его голос. В основном – Натали, реже – родители. Совсем редко – старинные приятели или бывшие коллеги по работе.

Пьяными непослушными руками, путаясь в складках материи, он с трудом извлек аппарат на свет божий. Нажал кнопку ответа. Раздался задорный приветливый голос его единственной верной подруги:

– Алле! Ты куда пропал?

– О-о-о!!!! Натулька! Привет! – радостно, но с трудом пробормотал он в трубку заплетающимся от алкоголя языком.

– Привет! Я вижу, ты уже веселый. Что еще за новости напиваться без меня?

– Наташк, ты не понимаешь! Ты не должна со мной общаться! Потому что я – ничтожество! Я существую напрасно, от меня нет никакой пользы, понимаешь, я никому не приношу никакой пользы! Один только сплошной вред! – он почему-то перешел на шепот, будто бы открывал ей страшную тайну. – Я чужд этому миру, я не нужен! Я лишний… От меня необходимо избавиться!

– Вот те раз! Это что еще за приступ самоуничижения?

– Это не приступ, это просветление! Я разоблачил себя! Нет, я не говорю, что я хуже, я, может быть, даже лучше, понимаешь, гораздо лучше! Просто я не вписываюсь…

– Ладно, непризнанный гений, где ты хоть находишься?

– Да я тут это, в стейк-хаузе, где-то на Курской…

– Давно пьешь?

– Угу… С утра… Наверное… Впрочем, я точно не помню.

– Тогда подожди еще немного, я скоро приеду.

– Спасибо, родная! Только ты у меня и осталась.

Он положил трубку и заказал еще графин самого лучшего виски, которое только смогло отыскаться в баре.

В дорогом, даже изысканном ресторане, в котором по оценкам многих признанных кулинарных критиков готовили лучшие во всей Москве стейки из австралийской говядины, одновременно работало несколько телевизоров. Новостные каналы с утра до вечера обсуждали мировой финансовый кризис. «Из-за обвала российского фондового индекса ММВБ в 2008 году на 73 процента, российские акции признаны самыми дешевыми в мире!» – возбужденно вещали с экрана экономические обозреватели.

Натали без труда отыскала вход, но дверь оказалась заперта. На стук вскоре вышел импозантный метрдотель в элегантном форменном сюртуке. Во всем его виде явственно просматривалась горделивая уверенность в себе.

– Извините, сударыня, но ресторан сегодня закрыт на спецобслуживание.

– Да не может быть, я же ему звонила, он сказал, что пьет здесь с утра!

– Простите, кого вы имеете в виду?

– Ну мой друг, я ему звонила и обещала скоро приехать. А он обещал меня дождаться!

– Одну секундочку, я доложу Арсений Павловичу о вашем приходе. Как вас представить?

Девушка смерила его уничижительным взглядом и раздраженно отрезала:

– Натали!

Уже через минуту он поспешно вернулся и рассыпался в извинениях:

– Вы уж простите меня, пожалуйста, сударыня, просто он пришел сегодня к самому открытию, самый первый, и не хотел никого видеть. Как только кто-то пытался зайти – он доставал по десять тысяч и просил, чтобы его не беспокоили. А потом и вовсе велел закрыть двери и никого более не впускать. Так и сидит один! Целый день ест и пьет.

– Ладно, где он?

Но Арсений уже и сам двигался к ней навстречу с распростертыми объятьями. Верхние пуговицы рубахи расстегнуты, на лице блаженная улыбка. Нетвердой походкой, едва держась на ногах, он добрался до своей подруги и поспешно заключил ее в медвежьи объятия, практически повиснув на хрупкой девушке. Тут же подскочили два официанта и придержали его под руки.