Игорь Росоховатский - Древний рецепт [Красные ягоды]

— Уговорили. Не будем дразнить галуб-явана.

— Не будем, — совершенно серьезно сказал Руми. И от этой его серьезности Василию Кузьмичу стало не по себе. Показалось даже, что чувствует на себе чей-то тяжелый взгляд из лесной чащи. И потом никак не мог отделаться от этого ощущения: не помогали ни холодная рассудительность, ни обидные слова, обращенные к себе.

«Как мало нам нужно для тревоги, — подумал он. — Может быть, потому, что весь процесс жизни — хождение по тонкому канату над пропастью. Чем больше знаешь, тем больше тревожишься. Но погоди. Ведь должно быть наоборот.

Бояться должен тот, кто знает меньше о мире. Суеверный. А я свободен от суеверий. Во всяком случае, мне так много говорили об этом, что я почти поверил. Чего же я теперь боюсь? Если даже снежный человек существует, то он не обладает никакими сверхъестественными силами.

У него нет даже ружья, а ведь человека с ружьем следовало бы бояться больше…» Василий Кузьмич присмотрелся к Руми, и по его настороженной походке, по напряженной шее понял, что он боится тоже и пытается скрыть свой страх.

Ученый услышал шорох за спиной, в чаще. Подумал:

«Чудится». Шорохи сопровождали его неотступно. Руми, очевидно, тоже слышал их, но не решался оборачиваться. Василий Кузьмич стал за дерево — шорох затих, пошел — шорох повторился. Что-то белое мелькнуло в зарослях, сверкнули двумя огоньками глаза.

— Руми, кто-то идет за нами.

— Это галубяван. Не оборачивайтесь.

Василий Кузьмич снял ружье:

— Кто бы там ни был, лучше всего отпугнуть. Руми поспешно напомнил:

— Вы сами говорили: не будем дразнить. Его охрипший от волнения голос подействовал на Василия Кузьмича. Но ружье ученый не повесил опять за спину — понес в руке.

Они вышли к горному озеру, расположились на привал. Руми развел костер, вскипятил воду, бросил в нее тюбики концентрата. В чистый запах леса и гор влился дразнящий аромат. Шорох в чаще усилился: как видно, преследователь стал нетерпеливее.

— Вот что, Руми, — сказал Василий Кузьмич, зачерпывая ложкой суп, — надоели загадки. Я выйду на свой след и посмотрю, кто идет за нами.

— Это делают, когда охотятся на тигра. Но мы ни на кого не охотимся, — возразил Руми.

Он съел совсем немного супа — болел живот, язва все настойчивее напоминала о себе. Иногда он кусал губы, чтобы не застонать.

— Да, да, мы сейчас не охотники, но я не согласен быть и дичью, — решительно сказал Василий Кузьмич. — Как хотите, но я выйду на след.

Резкие складки у губ Руми показали, как глубоко он осуждает решение своего начальника.

«Вот тебе и необычный человек! — подумал Василий Кузьмич. — А суеверия вполне обычные. Неужели я ошибся в своих предположениях и он самый заурядный полуграмотный бродяга?» Василий Кузьмич встречал немало и таких людей. Каждый из них казался на первый взгляд колоритной фигурой, но за этим колоритом и загадочностью, за нахватанными, чужими манерами и фразами скрывались бессилие, лень, неприспособленность к жизни.

Не глядя на сердитое лицо Руми, ученый вымыл свою чашку, собрал рюкзак и первым тронулся в путь. Походка Руми была такой осторожной, что Василий Кузьмич не мог разобрать, откуда слышится шорох. Он специально шел через заросли и несколько раз сворачивал, чтобы, сделав петлю, выйти на свой след и неожиданно для преследователя столкнуться с ним лицом к лицу.

Василий Кузьмич скорее ощутил, чем увидел опасность. Что это за снежная горка выросла метрах в пяти впереди, почему она шевелится?

Почему в ней сверкают янтарные злобные глаза? В сотую долю секунды его мозг «проявил» принятое изображение, и ученый различил впереди себя снежного барса, изготовившегося к прыжку, оскалившегося, с подрагивающим хвостом. Ученый не успел вспомнить, что за секунду барс одолевает прыжком пятнадцать метров, и значит, пять он одолеет за треть секунды, — это сделало подсознание. И одновременно о тем, как он молниеносно вскинул ружье, еще молниеноснее мелькнула мысль:

«Поздно!» В тот самый миг сзади него послышалось рычание. Удар в локоть, выстрел. Ружье отлетело в траву. Барс почему-то не прыгнул, а тоже зарычал и попятился. Затем, напуганный выстрелом, прыгнул в сторону, скрылся за деревьями.

Василий Кузьмич обернулся, увидел искаженное лицо Руми, его горящие глаза, напряженное тело, словно он собирался прыгнуть навстречу барсу.

Руми стоило большого труда вернуться в прежнее состояние. Улыбка тронула его губы, а глаза все еще меняли выражение. Наконец он улыбнулся по-настоящему и проговорил, вспоминая только что пережитое, отвечая на свои мысли:

— Значит, не разучился…

— Чему? — спросил Василий Кузьмич.

— Слышали, как я крикнул? Этому меня научил дед. Он говорил: «Если сможешь так крикнуть, и тигр и барс не тронут тебя — уйдут».

— Фирменный секрет племени? — пошутил Василий Кузьмич и, сразу став серьезным, добавил: — Вы спасли мне жизнь, спасибо.

— Нет, это благодаря вам мы из дичи превратились в охотников, — ответил Руми. — Если бы не вышли на след, зверь мог выбрать более удачный момент для прыжка. Барс или очень голоден, или ранен. Иначе он бы не спустился с гор и тем более не охотился за людьми.

Василий Кузьмич посмотрел вверх, на возносящиеся скалы, где в поисках пищи бродят киики [1] Киик — горный козел; архар — горный баран. и архары и где властвуют барсы и орлы. Он перевел взгляд на Руми и впервые отметил, как весь облик этого человека соответствует окружающей природе: выверенный прищур глаз и смуглая кожа, гибкая легкая фигура, наклоненная вперед. Вот только болезнь слегка исказила его облик.

«Место, где живет человек, привязывает его к себе и накладывает свой отпечаток. Оно проникает в человека, поселяется в нем навсегда, становится частью его, — думал Василий Кузьмич. — Раньше так было всегда. Но теперь печать местности затмевается печатью профессии. Все больше и глубже. Затрагивая даже интимные стороны характера. Затушевывая и стирая национальные черты. Хорошо это или плохо, когда работа, которую выполняет человек, постепенно становится самым важным и определяющим в нем?..» Его отвлекло от своих мыслей восклицание Руми. Над ними как раз пролетела огромная птица. Она тяжело взмахивала крыльями, неся в лапах какую-то добычу.

— Сильная птица, однако! — с восхищением сказал Руми. — Это орел-ягнятник. Молодого архара взял. В воздухе никому не хочет уступить власти. На самолет нападает…

— А зайца взять не может, Чзасмеялся Василий Кузьмич.

— Да, волка берет запросто, а зайца — никак, — развел руками Руми. — Длинноухий тактику против орла придумал: ложится на спину и барабанит ногами по воздуху. Орел устанет низко над землей висеть, поднимется — заяц опять бежит. И так повторяет свой прием, пока не доберется до укрытия.