Алексей Соболев - Уснувший в приливе

Лейтенант в мгновение зажег фаер и, крепко сжимая его в руке перед собой, осмотрел все помещение. В этот момент стало понятно, что мы, словно посреди шахматной доски, были окружены десятками подобных столов, на некоторых из которых лежали похожие ветхие тела. Освещенное красным светом фаера, это место теперь напоминало один из кругов ада. От неожиданности кто-то из солдат даже оступился и рухнул на лежащее на ближайшем столе тело, в то же мгновение оказавшись среди облака тяжелой пыли.

Лейтенант приказал аккуратно собрать самые уцелевшие дневники, лежащие на столах между телами, чтобы изучить их в лагере. Его движения стали более резкими и нервными, и было понятно, что наконец он и сам готов был покинуть это место, вдоволь надышавшись трупной пыли. В тот момент никто из нас не оспаривал его решение, так как мы все странным образом будто бы встали на одну сторону против невидимого врага. Оставалось только собрать все, что могло бы пролить свет на чудовищные эксперименты, которые проводились в этом месте. И пока мы перебирали ветхие отсыревшие бумаги, солдаты Буллера по его просьбе пытались вскрыть стальную дверь на противоположной стороне от коридора, из которого мы пришли.

В тот момент мне показалось, что лейтенантом овладело чистое любопытство, но, приглядевшись, я увидел тонкую полосу белого света, исходящего из-под нее. Стало понятно, что за проржавевшей стальной дверью, скорее всего, скрывался наш путь на свободу, и мы не могли не воспользоваться этой возможностью покинуть бункер. К нашему счастью, дверь поддалась.

Сложно сказать, как долго мы бродили во тьме коридоров старого нацистского бункера, но наши глаза будто бы забыли о том, каким ярким бывает солнечный свет, и стоило нам выбить дверь, как нас на мгновение сковала слепота. Кто знает, как бы развернулись дальнейшие события, если бы мы сразу воспользовались тем же тоннелем на склоне, через который вошли, и сколько бы жизней тогда можно было спасти. Но все сложилось по другому. До этого момента разум уже отказывался искать логическое объяснение всему, что нам удалось увидеть на забытом Южном континенте, и оттого абсурднее нам казалась та картина, которую мы увидели.

Стало понятно, что мы буквально прошли насквозь горного хребта, так как и этот выход был вмонтирован в скалу, у подножия которой располагалось плато. Вдали среди холмов из осадочных пород на расстоянии менее полумили возвышалось титанического размера строение. Я сразу вспомнил эти очертания, впервые увиденные на голографической карте на мостике Вергилия. И если в тот момент для меня это казалось забавным геологическим образованием, подобным Оку Сахары, то теперь мы все отчетливо могли разобрать что-то вроде древнего храма, сошедшего со страниц Лавкрафта. Мне сложно подобрать слова, чтобы описать, насколько величественным было это древнее рукотворное строение. С высоты казалось, будто бы из-под земли проявилась какая-то часть огромного коллайдера. Стены из гигантских гладких монолитов, выложенных полигональной кладкой, образовывали полукруг, со всех сторон теряющийся в холмах. С этого расстояния было практически невозможно определить размер этого строения, но оно варьировалось от двух до трех миль в диаметре, если взять во внимание уровень искривления.

В тот момент я испытал волнение и трепет от мысли, что никто из нас на самом деле ничего не знал об окружающем нас мире, который в одно мгновение стал больше. Титанический древний город, таящийся подо льдами Антарктиды тысячи, а то и десятки тысяч лет, вызывал первобытный страх наравне с безумным интересом. Никто не мог сказать, что ожидало нас в его стенах и какие открытия, ужасающие или волнующие, он таил в своих недрах. И тут вся команда, находясь в полутьме старой нацистской базы, после быстрого обсуждения впервые приняла единогласное решение. У нас не было ни ресурсов, чтобы продолжать путь, ни информации, чтобы подготовиться к опасностям, которые нас могут ожидать. Каждый человек в группе был специалистом, которого нельзя было заменить, и без кого рассчитывать на успешное выполнение миссии было практически невозможно.

Позади были сотни футов тоннелей нацистов, но их нужно было пройти заново, чтобы вернуться в лагерь наиболее знакомым безопасным путем. Голова кружилась не то от непроходящего зуда порезов на руках, не то от отсутствия сна. Мысли, что все происходящее было лишь изощренной коллективной галлюцинацией, продолжали терзать сознание. Когда-то я оставил семью, выбрав мой путь, который казался важнее всего в известном мне мире. Я открывал новые болезни и устранял последствия эпидемий и катаклизмов, что придавало мне чувство собственной важности и уважения к себе. Но все, что мне удалось увидеть с того момента, как моя нога ступила на берег Южного материка, лишь раздвигало границы знакомого мне мира, превращая мой труд во что-то менее значительное. Теперь я сомневался, что способен добиться в науке тех высот, которые ранее казались достижимыми. Возможно, я бы мог получить большее удовлетворение, глядя, как мой собственный ребенок преодолевает трудности и добивается чего-то. Мне никогда не приходилось жалеть, что моей жене и сыну не нашлось места в моей жизни, так почему сейчас меня это гнетет?

Мы смогли добраться до платформы у выхода из заброшенного бункера без происшествий. Солнце уже не слепило, как раньше, спрятавшись за горным хребтом, так что вверх поднимались лишь его ослабленные лучи. Я снова бросил взгляд на лес, раскинувшийся у подножия. Страховочный трос оказался на месте, и Буллер приказал спускаться.

Дождавшись своей очереди и зацепившись за трос, я медленными шажками направился вниз и сразу же ощутил, как сильно жгли порезы на руках. Переставляя руки и каждый раз хватаясь за веревку, я испытывал не сильную, но раздражающую боль, превращающую простой спуск в сплошное мучение. В какой-то момент мы все услышали пронзительный крик снизу и, оглянувшись, увидели, как у подножия лежит один из солдат лейтенанта. У бедняги просто закончились силы, как я тогда подумал, и его хватка ослабла. Все произошло так быстро, что никто не увидел сам момент падения, но тот парень, по всей видимости, не пострадал. Ему повезло упасть среди развалин там, где не было ни торчащих острых осколков, ни арматуры. Все время, что мы спускались, он стонал и шутил, не давая нам повода думать о страшном.

Оказавшись снизу, Аарон протянул парню руку и вместе с Буллером и другими солдатами помог ему встать. Но в этот момент на лице моего друга я увидел удивление и растерянность. Он спросил у парня, как тот себя чувствует, но ждал совсем не очевидный ответ, связанный с травмами после падения. У солдата был сильный жар, измерить который в данных условиях не было никакой возможности, но тот уверял, что он в порядке. Солдат сказал, что способен передвигаться самостоятельно, и направился в глубь леса вслед за нами, слегка прихрамывая.