Алена Чапаева - Нервно курящая Изида

Ночь, улица, фонарь и ― нет! ― вокзал. Тусклое сияние желтой лампы, выхватывающей из кромешной темноты унылый бок старого здания ― и, если присмотреться, становятся видны очертания всей серовато-грязной вокзальной стены с окрашенными светло-синими деревянными оконными рамами. У меня возникало стойкое ощущение дежавю, ведь этот вокзал я уже видела раньше, в каком-то другом сне. Там и тогда оно выглядело совсем иначе, имело праздничный вид, суетилось огнями на манер веселого вертепа из ковбойского вестерна. К тому же на том другом вокзале был устроен дополнительный этаж под апартаменты. Во всём остальном это было в точности то же самое сооружение ― с шатровой крышей и большими голубыми буквами, растянувшимися вдоль верхнего окна.

На сей раз вокзал ― реальный, «из плоти и крови» ― был пуст и безлюден. Совершенно никакой надежды нет, уже много лет отсюда никто никуда не едет, и в ближайшее время не произойдет ровным счетом ничего!

Я обошла здание с его освещенной стороны и остановилась возле ларька, на котором многообещающе красовались пять букв слова «КАССА» (вторая «А» кренилась набок) и чуть ниже надпись «Электрички и пригородные поезда» ― но отсюда уже давно никто никому не протягивал билет в обмен на звенящую мелочь.

Ларек остался позади, а я продолжила путь через брусчатку, мимо туалетов, к скрывающимся под травой рельсам. Параллельные линии сверкающего под луной металла убегали в ежевичные «джунгли». Здесь не бывает поездов. Я ошиблась.

Странно, что я связывала с этим местом какие-то надежды. Хуже всего, что я пообещала всем купить билеты, и даже взяла у них деньги. Все хотят ехать, но… вокзала давным-давно уже нет. Надо как-то сообщить им…

***

Спустя несколько лет я стояла возле поросших бурьяном рельс и снова переживала это треклятое дежавю. В нашем городе перестали ходить поезда ― пригородные, междугородние, любые. Ощущение такое же, как в том сне, ― уехать не получится. Максимум из возможного ― велопокатушки в районе депо.

Это было связано не только с отменой всех электричек, но и с каким-то очевидно внутренним решением самого́ населения ― оставаться на месте лучше, чем пускаться в путь. Когда думаешь об этом, испытываешь то же изумление, что в том самом сне, где были ночь, улица, фонарь… Как будто кто-то всё уже решил за тебя: как жить, где и зачем, ― но не очень-то потрудился объяснить свой выбор.

***

В свое время огромные государственные вливания направлялись на то, чтобы просто «отпиарить» происходящее. Когда народ, наконец, согласился, что «не ехать» ― необходимость, стали объяснять, что так вообще-то было испокон веков, но… я же помню дни, когда поезда увозили с этого чертового вокзала толпы заполошных туристов! Должно быть, я уже стара, раз помню. Вот в памяти моей восемнадцатилетней соседки Кати ничего такого нет. Ей вообще кажется абсурдом, что кто-то куда-то может ехать. Зачем? Что там можно найти, кроме смерти от болезни?

Лет восемь назад ввели специальные маски. Сказали: «Надо носить их, не снимая, всегда и везде». Я ношу. Это не очень удобно, особенно если ты в очках ― стёкла запотевают и уже мало что разглядишь. Приходится ненадолго давать носу свободу ― чтобы сделать несколько неглубоких вдохов. В прошлом году добавили еще обязательные номера на рукаве, чтобы патрули не тратили время на идентификацию личности прохожего по паспорту или удостоверению…

В тот день, проехав пару километров между заброшенных рельс, разглядывая вид на горы, я остановилась, облокотилась на раму велосипеда спиной, стащила ненавистную повязку и глубоко вдохнула. Тут можно: никто не увидит. Отдышавшись, я сняла заплечный рюкзачок, вынула из него термос с чаем и сделала глоток. Потом закурила и, наконец, ощутила расслабление. Голова перестала пульсировать от накрывшего мегаполисы напряжения. Там, в городах, нельзя всё. Гулять просто так, курить, пить, есть в кафе, стоять к другим ближе двух метров и даже смотреть в сторону одного человека дольше 30 секунд, так как последнее провоцирует панику.

А здесь птицы, одичавшие кошки. Спокойствие окутало меня восторженной волной. Как хорошо, когда можно не бояться…

Как оказалось, радость была преждевременной.

– А мы пойдем с тобой, погуляем по трамвайным рельсам? ― за моей спиной раздался суровый мужской голос, цитирующий классику советского панк-рока.

Я ощутила раздражение. Ну да, гуляем, да, нарушаем, штрафуйте уже, давайте. Всё равно, пока не докурю, маску не надену. Сигарет сейчас не достанешь, всё дефицит. Так что подождете со своим протоколом.

Мужчина ― высокий, тоже на велосипеде, но в повязке, солнечных очках и шлеме, ― остановился возле меня, как мне показалось, в нерешительности. Наверное, молодой еще, не знает, как с нарушителями разговаривать. Всему учить надо.

– Патрульный, да? ― спросила я равнодушно.

– Я? Ну что… Ах да, попрошу документик.

Я привыкла к таким выпадам. Пока сюда ехала, тормозили трижды ― два раза гаишники, пытались придраться к номеру велосипеда, и один раз патруль. Этот интересовался, куда еду и почему не на карантине. Сказала, что за лекарством ― в этой стороне должна быть аптека, ― покорно выслушала инструктаж, что после 21:00 обязана находиться дома…

Сейчас я лениво вынула из кармана в рукаве пропуск в город и показала бумагу мужчине. Он взял документ и прочитал вслух:

– Изида Малевич…

Я исподлобья посмотрела на проверяющего. Сейчас попросит нарисовать черный квадрат. Они все так делают. И этот не удержался от «шутки». Ха-ха-ха.

Мне было жаль недокуренную сигаретку, но я ее погасила: мужик уже определенно испортил настроение. Я так хотела сама, глядя на горы, без всяких ненужных колебаний воздуха, пожмуриться немного на солнышко. А сейчас мне будут читать мораль, а то и потащат в часть.

– И часто вы тут, Изида, прохлаждаетесь? И с какой целью? ― спросил велодозорный.

– Электричку жду, ― огрызнулась я, готовясь откупиться деньгами. Еще одна дырка в пропуске мне совершенно без надобности ― после пятой документ аннулируется.

Мужчина замахал руками в ответ на мое движение в сторону рюкзака. Неподкупный? Печально.