Георгий Гуревич - В зените [Приглашение в зенит]

Но это было позже, когда Астрелла уже плавала между планетами.

За год с небольшим Астреллу удалось превратить в заповедный сад творчества. Жаждущие уединения получили уединённые усадьбы с гротами, беседками, говорливыми ручейками, задумчивыми прудами. Жаждущие выяснять истину в споре получили помещение в пансионате, где в многочисленных залах поэты нараспев читали стихи, а математики щёлкали мелом, выписывая формулы на досках. И архитекторы соревновались, рисуя интерьеры, обеспечивающие сосредоточенность; врачи-диетологи составляли идеальные диеты для мозговой деятельности, врачи-психологи вели наблюдения, искали закономерности вдохновения, заполняли истории талантов.

Все это происходило в самые первые годы после мировой войны на Вдаге. Война та была кратковременной. Но угроза полного уничтожения цивилизации Вдага стала реальной, и угроза эта заставила наконец сапиенсов взяться за ум. Силы мира победили, пока ещё не во всех странах и не окончательно, но самые воинственные генералы были смещены, взяты под стражу жадные любители чужих акваторий и территорий. Начались переговоры о всеобщем мире. Кто-то ещё интриговал, саботировал, разрушал и составлял коалиции, кто-то грозил, намекая на некое тайное оружие. Но это были разрозненные реликты старого мира. Многие таланты и знатоки всех категорий были сожжены, отравлены, похоронены под развалинами, бежали из Южной Федерации в Северо-Западную, из Северо-Западной в Южную, томились за колючей проволокой в лагерях для военнопленных или перемещённых, рыли гнилую картошку, корки выпрашивали. И даже те, кто сохранил дом и жильё, разве занимались творчеством? Проводили ночи в очередях, чтобы получить похлёбку, собирали щепки для самодельных печурок, меняли мебель на старые штаны, а штаны на кулёк муки. Какая тут наука? Инженеры чинили керосинки, химики торговали кустарным сахарином. И тут, представьте себе, внезапно является с неба громогласный космический архангел с курчавой бородой, приглашает в астрономический рай, где сытно, тепло, светло, бумаги дают без счета, энергию отпускают не по лимиту: профессору— на одну электрическую лампочку, академику — на две, за особые заслуги.

В ту пору и пришла на Астреллу вторая, главная волна поселенцев, в том числе и Ласах, чьё имя стоит третьим под меморандумом Астреллы, а также Гвинг и Бонгр, о них речь впереди.

Приняв на борт тысячи три талантов разных категорий, космическая яхта Здарга ушла в новый рейс. Глобус с мазками облаков снова стал красноватой звездой, страдания его — радиосообщениями. Новых поселенцев надо было устроить, предоставить всем уютные каюты и уголки для вдохновения, оборудовать им лаборатории, прикрепить обслуживающих. И эти женились, находя своё счастье, и эти радовались покою и сытости, рождали детей, отдавали их в педологический центр… Наконец все разобрались, надели белые или синие халаты, уселись за свои столы, взяли стило и скальпели в руки. И тут как снежная лавина на голову:

“…Академия поздравляет вас и предлагает все бросить, Астреллу освободить от пассажиров, изготовиться к гравитационной атаке на Луну…”

Пассажиры единодушно поддержали протестующий меморандум, тот, что подписали Здарг, Ридда и Ласах.

На сцене появилось новое действующее лицо. Ласаха надо представить.

Как изобразил его анапод? Удлинённое лицо, выпяченные толстые губы, полуоткрытый рот, выпуклые грустные глаза — облик наивного философа и добряка. Пожалуй, наивным Ласах не был в подлинной жизни. Но добряком был. Ведущей чертой характера была у него доброта.

В юности Ласах хотел стать священником, поскольку религия Вдага, как и христианская, прокламировала всепрощение, утешение, милосердие. Но на самом деле и там все сводилось к словам: несчастным выдавались векселя, подлежащие оплате на том свете. Ласах же хотел любить ближних всерьёз, делать добро живым, а не мертвецам. Разобравшись в пустословии церкви, он перешёл с богословского факультета на безбожный медицинский. Возложил надежды на психиатрию, точнее, на психотерапию — лечение словом.

— Доброе слово дороже денег, — говорил он Бонгру, своему другу-однокашнику и антиподу.

— Был ты попом, попом и остался, — язвил тот.

Во время войны Ласах, этот безобиднейший из жителей Вдага, оказался за колючей проволокой. Дело в том, что родной его город был оккупирован. Проходя по улице, Ласах увидел, что солдаты обижают какую-то женщину. Он попробовал воздействовать на них словом, объяснить насильникам, что они поступают нехорошо. Конечно, непрошеного наставника сочли бунтовщиком, выбив несколько зубов, заключили в лагерь. И в неволе Ласах нашёл истинное своё призвание. Вооружённый утешающим словом, он бродил среди голодных, больных, умирающих, обездоленных, лишённых родных и родины, отчаявшихся и бодрящихся, сохраняющих и потерявших достоинство, раздавал им ложечки лекарства, раздобывал ломтики хлеба, вручал крошки бодрости.

Какие-то крохи доставались и талантам. И в дальнейшем, когда Здарг в поисках голодающих учёных проник в этот лагерь, ему настойчиво рекомендовали взять к себе Ласаха.

На Астрелле Ласах как психолог занимался психологией вдохновения. Он считал, что взлёт таланта порождается радостью, ему и поручили обеспечивать радость: выслушивать желания пассажиров Астреллы и удовлетворять их.

А кто удовлетворяет желания? Обслуга. И постепенно все обслуживающие оказались в ведении Ласаха. Он сделался третьим лицом на Астрелле, и подпись его стоит третьей в полемике с Вдагом.

Три подписи от имени всех жителей Астреллы, но три отношения к жителям.

Здаргу некогда было думать о подчинённых, хотя он и неплохо разбирался в них: умел отыскивать искру таланта, умел зажечь огонь творчества. Но со слабостями Здарг не желал считаться. Сам он был ненасытно трудолюбив, невероятно трудоспособен, больше всего на свете ценил свободное время, покой и хорошую библиотеку. И предполагал, что прочие, получив время, покой и книги (или лабораторию, или мастерскую), начнут самозабвенно творить и будут счастливы. К сожалению, на Астреллу попали разные работники: и не столь трудолюбивые, и не столь способные, и даже вовсе бездарные. Но в бездарности ни один уроженец Вдага не признается даже себе. Неуспех он будет оправдывать отсутствием подходящих условий. Именно пустоцветы докучали Здаргу все новыми и новыми просьбами, именно лодыри мешали трудиться трудолюбцу. Ридда первая заметила это и ринулась на защиту своего кумира.

Для Ридды вселенная была устроена просто: есть Солнце, и есть спутники, светящие отражённым светом. Солнцем, конечно, был Здарг, прочие — в лучшем случае спутниками. Солнце Ридда боготворила, всех остальных делила на полезных Здаргу, бесполезных, упрямо невосприимчивых и вредных. В характерах Ридда разбиралась не хуже Здарга, но совсем иначе. Здарг видел искры таланта, Ридда — только слабости. Легко замечала слабости и умела играть на них. Интересно, что и Ласах прежде всего замечал слабости. Но он был целителем по натуре, хотел бальзам проливать на раны, а не бередить.