Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]

Я пытался пролепетать, что с тех самых пор, как меня просветили насчет Аиста, я принимал за данное обычную организацию, а искусственное осеменение даже корове устраивать не очень-то красиво, и что это дело с субподрядчиками с обеих сторон приводило мне на память прорези в продукции «Хорн и Хардарт» или выписанный по почте костюм. Но пройдет какое-то время, и я приспособлюсь. Точно так же, как она приспособилась к чертовым своим отпечаткам…

Она сжала мне руки.

– Милый, да тебе же не нужно!

– Чего не нужно?

– Возиться со специалистами. И выносить твоего ребенка я НАЙДУ время. Если тебе не противно смотреть, как будет распухать и раздаваться мое тело – да, да, это так, я помню – тогда я с радостью пойду на это. Все, в том что касается тебя, будет, как у прочих люди. Никаких шприцов. Никаких специалистов. Ничего, что бы могло задеть твою гордость. Нет, надо мной придется поработать. Но я привыкла к обращению с собой, как с коровой-рекордисткой; для меня это все равно, что промыть шампунем волосы.

– Стар, ты готова пережить девять месяцев сплошных неудобств – и возможно умереть при родах, – чтобы избавить меня от минутного недовольства?

– Я не умру. Трое детей, ты помнишь? Они появились нормально, без хлопот.

– Но ведь, как ты сама сказала, это было «много лет назад».

– Неважно.

– Э-э, сколько лет? («Сколько лет тебе, жена моя?» – вопрос, который я все еще не осмеливался задать.) У нее, вроде, упало настроение.

– Разве это имеет значение, Оскар?

– Ммм, да, пожалуй, нет. Ты соображаешь в медицине куда больше моего…

Она медленно сказала:

– Ты ведь спросил, сколько мне лет, так?

Я ничего не сказал. Она немного подождала, затем продолжила:

– Одна из старых пословиц твоего мира гласит, что женщине столько лет, насколько она себя чувствует. А я чувствую себя молодо, и я действительно молода, и жизнь мне нравится, и я могу выносить ребенка – и даже не одного – в своем собственном животе. Но я знаю – ох, как знаю! – что беспокоишься ты не только из-за того, что я слишком богата и занимаю не стишком легкое для мужа положение. Да, эту сторону я знаю прекрасно; из-за этого меня отверг мой первый муж. Но он-то был моих лет. Самым грубым и несправедливым из всего, что я сказала, было то, что я знала, что мой возраст может иметь для тебя большое значение. И все же я молчала. Вот почему так разгневан был Руфо. После того, как ты уснул той ночью в пещере Леса Драконов, он мне так и сказал разящими словами. Он сказал, что знает, что я не упускаю случая увлечь молоденького парнишку, но никогда не думал, что я опущусь до таго, что склоню одного из них на брак, сначала не сказав ему всего. Он никогда не был особо высокого мнения о своей бабке, как он сказал, но на этот раз…

– Замолчи, Стар!

– Да, милорд.

– Это не значит ровным счетом ни черта! – Я так твердо это сказал, что сам в это поверил, и верю сейчас.

– Руфо неизвестно, о чем думаю я. Ты моложе, чем завтрашний рассвет, – и такой ты будешь всегда. Больше я ничего слушать не желаю!

– Хороша, милорд.

– Это ты тоже брось. Говори просто: «О'кей, Оскар».

– Да, Оскар, О'кей.

– Так-то лучше, если не хочешь нарваться на еще одну порку. А то я слишком устал. – Я сменил тему. – Насчет этого второго вопроса… Если под рукой есть другие способы, то не вижу причины растягивать твой милый животик. Я неотесанная деревенщина, вот и все; не привычен я ко столичному обхождению. Когда ты предлагала сделать все самой, ты хотела сказать, что тебя снова могут сделать такой, какой ты была?

– Нет, я просто стала бы как матерью по наследству, так и матерью-кормилицей. – Она улыбнулась, и я понял, что делаю успехи. – Но экономя при этом кругленькую сумму тех денег, которые ты не хочешь тратить. Те крепкие, здоровые женщины, которые вынашивают чужих детей, берут недешево. Четверо детей – и они могут уйти на покой, десяток делает их состоятельными.

– Да уж я думаю, они должны брать прилично! Стар, я не против траты денег. Я готов согласиться, если ты так считаешь, что заработал больше, чем трачу, своим трудом в качестве героя-профессионала. Эта работа тоже не из сладких.

– Ты свое заслужил.

– А при этом столичном способе рожать детей… Выбирать можно? Мальчика или девочку?

– Конечно. Мужские сперматозоиды движутся быстрее, их можно отсортировать. Вот почему Мудрейшества обычно бывают мужчинами – я была внеплановой избранницей. У тебя будет сын, Оскар.

– Могу и девочку выбрать. Слабость у меня к маленьким девочкам.

– Хоть мальчика, хоть девочку – или обоих сразу. Или столько, сколько нужно.

– Дай мне подготовиться, Стар. Вопросов тьма – а я думаю не так здорово, как ты.

– Ну да!

– Если ты думаешь не лучше меня, значит, клиентов безбожно обжуливают. Ммм, а мужское семя тоже можно отправить на хранение так же легко, как и яйцеклетки?

– Намного легче.

– Вот и весь ответ, который нам сейчас нужен. Я не слишком щепетилен насчет шприцов; в свое время я выстоял достаточно армейских очередей. Я схожу в клинику или там куда нужно, потом мы сможем не спеша все решить. А когда решим, – я пожал плечами, – отправим открытку и – ЩЁЛК! – мы уже родители. Или нечто вроде. Отсюда – делом пусть занимаются специалисты и те крепкие бабенки.

– Слушаюсь, мило… О'кей, милый!

Куда лучше. Выражение лица почти как у девчонки. В точности, как у шестнадцатилетки: новое вечернее платье и восхитительное, бросающее в дрожь смущение от мужских взглядов.

– Стар, ты вот сказала, что самым важным часто бывает не второй, а даже двадцать второй раз.

– Да.

– Я знаю, что со мной не так. Могу тебе рассказать, и, может, Ее Мудрейшество подскажет ответ. Она на секунду закрыла глаза.

– Если ты сможешь открыться мне, мой ласковый, Её Мудрейшество найдет решение, даже если мне придется вдребезги разнести все вокруг и собрать снова, но уже по-другому. Отсюда и до следующей галактики, или я уйду с работы Мудрейшества!

– Вот это уже больше похоже на мою Счастливую Звезду. Ну так вот, дело не в том, что я гиголо. Во ветром случае, на кофе с пирожным я себе заработал; Пожиратель Душ и в самом деле чуть не сожрал мою душу, форму ее он определил в точности – он… оно – оно знало такое, что я давно забыл. Мне туго пришлось, и плата должна быть высока. Дело не в твоем возрасте, милая. Кого волнует, сколько лет Елене Троянской? Возраст, нужный тебе, навеки с тобой – разве может мужчина быть участливее меня? Я не испытываю зависти к твоему положению – мне его и с шоколадным кремом не надо. Не ревную я и к бывшим в твоей жизни мужчинам – счастливчики! Или даже к теперешним, покуда я не начну спотыкаться об них, пробираясь в ванную.

– В моей жизни нет теперь других мужчин, милорд муж.