Александр Операй - Злой человек

По утрам, не выспавшийся, уставший и злой, я готовил кофе на кухне, размышляя о своем безумии. Одиночество меня не смущало. Оно стало привычкой. Друзей у меня не было. Мужчины казались мне бесполезными взрослыми людьми, одержимыми идеей. И не важно какой, лишь бы за ней ничего не видеть. Иногда я замечал рядом с собой алкоголиков, наркоманов, футбольных болельщиков, заядлых автолюбителей, бизнесменов, философов и врачей, но предпочитал не иметь с ними ничего общего. Мужчины меня не привлекали, я не испытывал к ним никакого сексуального влечения, а потому слегка недоумевал, когда кто-то звал меня в бар выпить после работы и поболтать о пустяках. Иногда я соглашался, но делал это лишь потому, что так, наверное, было принято у мужчин.

Я многое делал лишь потому, что сумел догадаться – город полон шаблонов. Главное было знать где какой применять. Эта шарада меня забавляла. Я смеялся и чувствовал что-то похожее на восторг, когда мне удавалось водить людей за нос, когда они считали меня своим, приписывали мне качества, которыми я никогда не обладал и никогда не смог бы в себе развить. Общительность, отзывчивость, доброта, верность, терпение, нежность, романтичность, ответственность. Нет. Я сама пустота.

Женщины нравились мне без одежды. Я любил смотреть и трогать. Я любил их трахать и обладать. Они приходили и уходили. Они исчезали, потерявшись где-то в каком-то из дней за углом местной кафешки, в кинотеатрах, по пути в туалет. Почему? Я не знал. Я не помнил имен, сколько из них были замужем, а сколько носили чужие тела. Я любил их ноги, кожу, волосы, грудь, ягодицы, все возможные трещины-дыры. Я считал их всех без исключения самыми красивыми в мире вещами.

Каждое утро я заливал в себя две-три чашки крепкого кофе, одевался и ехал в центр. Медленно двигаясь в пробке, я подмечал, как старость и океан разрушают город. Улицы и дома в грязи, в сетке морщин, затерты в потоке автомобилей. Я чувствовал себя единственным человеком, который это видел и понимал.

Я всегда опаздывал. Даже если выходил из дома на час раньше. Как-то так само собой получалось. Работа была нудной и неинтересной.

Сидеть целый день за монитором и набирать никому не нужные протоколы, приказы, уведомления, составлять ответы на письма, направлять запросы и собирать информацию об инвестиционных проектах, требующих городской поддержки. Я отвлекался. Искал статьи о катастрофах, пожарах, убийствах, перечитывая по нескольку раз списки погибших. Странное занятие для городского служащего, никак не связанного с работой службы спасения и страхованием.

В сети редко встречалась информация по всем жертвам, но больше всего меня интересовали женщины. Особенно те, которые не могли купить новую оболочку. Я оправдывал себя тем, что занимался расследованием причин и обстоятельств, которые привели к гибели людей, но подозревал, что на самом деле испытываю неподдельную страсть к именам и возрасту женщин, погибших в рухнувшем доме, при взрыве на фабрике, в автомобильной аварии, покончивших с собой. Десятки раз я перечитывал статью о крушении сверхскоростного поезда, уделяя особое внимание составу бортпроводников. Я твердил имена четырех женщин, погибших на рейсе, как молитву: Светлана, Ольга, Александра, Ленура.

Я желал их.

И некрофилия была здесь ни причем. Я хотел их живыми. За день, за месяц, за год до катастрофы. Я хотел их до того дня, часа, минуты, секунды, когда они из плоти и кожи превратились в ошметки и фрагменты человеческих тел. Ведь они были потеряны. Исчезли. Перестали существовать. Их красота уничтожена и навсегда стерта из мира. Я чувствовал их трагедию только так и никак не иначе. До остальных мне не было дела.

Я отдавал себе отчет в том, на сколько такое увлечение отклонялось от нормы, но не испытывал никакого сожаления или стыда.

Однажды ночью я проснулся от крика.

Мне снился сон, в котором была зима. Толпа людей шла по улице мне на встречу. Незнакомцы кричали, смеялись и поздравляли друг друга с победой в войне и в футболе. Они не замечали грязи на лицах и под ногами, холода и мрачного неба над головой. Их счастье отдавало злорадством, будто то были убийцы свободные от наказания. Я стоял на пороге какого-то дома и хотел убраться с холода в тепло, спрятаться от чужой радости, но все двери были закрыты. Я посмотрел в глубь улицы, надеясь укрыться от толпы в подворотне, но вдруг очутился на земле, ткнувшись лицом в мокрый снег, сбоку что-то заполыхало и потом грянул гром. Кто-то вскрикнул.

Я вскочил с постели.

За окном горел свет и тени играли на шторах. Во власти кошмара я бросился из дому прочь и оказался на улице голышом. На углу перекрестка валялся автомобиль. Колеса крутились по воздуху, словно машина цеплялась за жизнь, падая в пропасть. Багажник открылся, разбросав по дороге одежду, пакеты с едой и какие-то банки. Крыша прогнулась и почти полностью скрылась в асфальте. Двигатель заглох, но из выхлопной трубы валил белый дым. Яркий, игривый огонь скользнул из-под капота и побежал по днищу автомобиля.

Я медленно двинулся к месту аварии.

Мужчина был мертв. Он лежал на водительском месте, воткнувшись плечами в крышу, неестественно выгнув голову под прямым углом влево. Его мозги и кровь разлетелись по всему салону, окрасив обшивку в темный багровый цвет. От него шел запах дерьма и тухлятины, словно тело, не успев умереть, уже начало разлагаться. Из открытого рта сочилась кровь и слюна, два передних зуба сломались и остались торчать в прокушенном языке, который вывалился наружу и напоминал распухшего земляного червя. Мужчина смотрел куда-то вперед и, казалось, был счастлив.

Женщина едва дышала. Она была вся в крови. Красивая, как порно-актриса из рекламы корпорации «ОЗМА». Они были похожи. Тот же рот, те же глаза. Я влез внутрь автомобиля через разбитое окно и прикоснулся к ней. Провел рукой по лицу, убрал волосы и только тогда заметил, что у нее с левой стороны полностью содрана кожа от виска к подбородку. Я попытался прилепить ее обратно, весь измазался кровью. Пошарил по салону в поисках какой-нибудь тряпки и наткнулся на ребенка. Мальчик лет девяти лежал позади на перевернутой крыше и внимательно следил за мной. Он был напуган и плакал, но не кричал, не звал взрослых на помощь. Может быть думал, что оба мертвы. На нем был надет вязанный свитер с забавным оленем, танцующим под луной, которая желала всем «Счастливого Нового Года».

Я протянул мальчику руку, но он отстранился назад в глубь салона.

– Ты чего?

Ребенок молчал.

Огонь перекинулся на правый бок автомобиля и двинулся дальше. Клубы дыма заволокли салон, дышать стало нечем. Я почувствовал жар и запах горелого мяса, отстегнул ремень безопасности, удерживавший женщину на весу, и как только ее тело безвольно упало на крышу, подхватил ее под руки и потащил наружу, прочь из кошмара. Я увидел, как она на секунду открыла глаза и глянула в темное небо. Она зашептала: «Воробушек, мой малыш…»