Майкл Коуни - Я помню Паллахакси

– Разве это не чудо? – восхищённо воскликнула Чара. – Я вижу грум каждый год и всё равно не могу привыкнуть! Ты знаешь, что эти птицы, следуя за грумом, совершают кругосветное путешествие? И так год за годом, и круг за кругом, пока сердце не остановится на лету! Пара грумметов раз в году откладывает яйцо на поверхности плотной воды, и каждый день они срыгивают на него рыбу, и сверху по белому пятну видят, где оно находится.

– А откуда им знать, что это не чужое яйцо?

– Мы считаем, по запаху. У каждой птицы немного иной запах отрыжки. Сперва птенец проклёвывает дыру в скорлупе, высовывает голову и питается отрыжкой родителей. О Ракс! Должно быть, у них очень крепкие желудки. А когда птенец окрепнет, он разламывает яйцо и плавает на поверхности грума, пока не выучится летать.

– Но волны утопят яйцо, если в нём пробита дыра?..

Она снисходительно улыбнулась:

– При груме море не волнуется, дурачок!

Чара была на своей территории, и здесь я не мог с ней тягаться. Я знал лишь один способ выровнять ситуацию, поэтому я схватил её в охапку и крепко поцеловал.

– Ах! – сказала она, когда смогла говорить. – Это было прекрасно. Ты собираешься делать это всякий раз, когда я покажусь тебе слишком умной? Тогда я расскажу тебе о наездниках грума, об этих жутких, кошмарных созданиях!

– Я снова поцеловал её, прижав к себе ещё теснее. Непроизвольно я погладил её бедро и немедленно ощутил невероятное возбуждение. Я тут же отступил, но недостаточно быстро.

– Ага! – воскликнула она, глядя на мои набухшие шорты.

– Я полагал, что ты ещё не разбираешься в подобных вещах, – пробормотал я в глубоком смущении.

– Какой ты наивный. Девушка не может жить с такой матерью, как Лонесса, и не видеть хоть краешком глаза её мужчин.

– Оглядевшись, Чара нашла местечко, где росли щекотунчики, и легла на траву, слегка поёживаясь от их настойчивых прикосновений.

– Как хорошо! Иди сюда, Харди, и ложись рядом со мной.

Возможно, она сделала это намеренно, а возможно, тут постарались щекотунчики, но только голубое платье Чары опасно задралось, и я увидел краешек белых штанишек. Она вздохнула, заложила за голову руки, и груди её натянули тонкую ткань. Я не мог оторвать взгляд от маленьких твёрдых сосков.

– Иди сюда, Харди, – опять позвала она.

Колени мои ослабели, я упал рядом с Чарой и притянул её к себе. Сердце моё безумно колотилось. Чара, учащённо дыша, стала расстёгивать пуговички на своём платье.

– Я ещё ни разу не делал этого.

– Я тоже. Ты думаешь, мы все делаем как надо?

– Не знаю… Но мне очень нравится.

– Я надеялась, что так и будет. Вот почему я привела тебя сюда. Чтобы быть с тобой до конца. – Она приподняла бёдра и стянула штанишки. – А теперь снимай шорты.

– Но я…

– Не спорь со мной, я выше тебя по рангу в Носсе.

Её ловкие пальцы расстегнули ремень, и источник моего замешательства выпрыгнул на белый свет. Я поцеловал её, пытаясь оттянуть неизбежное, но Чара обхватила меня и заставила лечь на неё.

И в этот момент мой мозг полностью отключился.

Когда я снова обрёл сознание, лицо её излучало счастье.

– Это самое лучшее, что было в моей жизни, – сказала она, и я понадеялся, любуясь Чарой, что память об этом дне никогда не умрёт.

Позже она поцеловала меня и сказала:

– Думаю, нам пора возвращаться. Мама разыскивает меня с самого утра. Бедная старушка, она просто лопнет от зависти!

– От зависти? – Я вдруг похолодел. – Ты ведь не собираешься рассказать о нас Лонессе?!

– Зачем? Она и так узнает. Это сразу видно.

Она встала, привела в порядок одежду и дёрнула меня за руку.

– Вставай, лежебока! Ты не можешь валяться тут часами, заглядывая мне под подол. Это ужасно неприлично!

Я вздохнул, возвращаясь к реальности, и огляделся. Как ни странно, кругом ничего не изменилось, а ведь мне почудилось, что перевернулся весь мир.

Внезапно я испытал тревожную вспышку памяти.

Очертания скал оказались ужасно знакомыми. Кусты и деревья меняются, но камни почти никогда. Ничей Человек был зачат где-то здесь! Если не на этом самом месте, то совсем недалеко. Судьба подстроила мне ловушку…

Мы с Чарой могли заняться этим где угодно. И почему же, во имя Великого Локса, она привела меня сюда?! Но, конечно, она ничего не знала об этом злополучном месте.

– Что-то ты притих, Харди, – сказала она, когда мы рука об руку спускались к деревне. – Надеюсь, ты думаешь о моей красоте?

Я не смог сказать ей, что меня охватило пугающее предчувствие. Прежде я полагал, что сам отвечаю за свою судьбу, но теперь моя уверенность пошатнулась. События казались такими огромными, а я был такой маленький, что никак не мог на них повлиять. Словно бы гигантская рука переставляла меня из ситуации в ситуацию, как деревянного человечка в той земной игре, которой научил меня мистер Мак-Нейл. Рано или поздно человечка смахнут с доски, но игра пойдёт дальше своим чередом, будто его никогда и не было.

– Я буду любить тебя вечно, – машинально проговорил я.

Но так ли это?

Будущее я контролировать не мог. Я не мог управлять даже собственным телом. Сегодня мы с Чарой стали любовниками, но захочу ли я этого завтра? А вдруг я предпочту ей кружку пива и компанию рыбаков?

– И я полюбила тебя навсегда, – откликнулась она.

В конце тропы замаячила тёмная фигура. Увидев нас, человек поспешно зашагал навстречу, и я заметил за его спиной, на каменной пристани, приземистую серебристую машину. Незнакомец был высокий и длинногий, и тёмный плащ взвивался от его размашистых шагов.

Чара узнала его первой.

– Что здесь делает Ничей Человек?

Мистер Мак-Нейл с канистрой в руках передвигался вдоль длинной грядки с цветами, методически опрыскивая их спиртом.

– Извини, Харди, я тайком прислал за тобой Ничьего Человека. Иначе люди могли подумать, что происходит нечто важное.

– Но что-то происходит, разве не так?

Он оставил мой вопрос без ответа и сказал:

– Ты взял с собой Чару. Честно говоря, я на это не рассчитывал.

– Таково было её желание.

– Где Харди, там и я, – вмешалась Чара. – И отныне будет только так.

– Ты счастливец, Харди. Мне не столь повезло. – Мистер Мак-Нейл достал из кармана металлическую трубку. – А теперь отойдите подальше.

Он направил трубку на цветы, и они занялись синеватым пламенем. Большая часть сада уже обратилась в кучки золы, над одной из бывших клумб все ещё курился дымок. Лицо мистера Мак-Нейла исказила такая боль, что я почёл за лучшее ни о чём не спрашивать. Но Чара, которая его почти не знала, задала неизбежный вопрос:

– Зачем вы сжигаете ваши цветы, мистер Мак-Нейл?

– По приказу станции Девон, – ответил он кратко.

Перейдя к овальной клумбе, он принялся опрыскивать её спиртом. Мы последовали за ним.