Андрей Лазарчук - Аттракцион Лавьери

Его опять потянуло на улицу. Тучи ушли, светило солнце, и дул ровный прохладный ветер, обещая, что и завтра будет вот так же солнечно и холодно. Было без двадцати четыре. Ярмарка продолжала кипеть, и Ларри, обогнув отель, пошел в направлении прямо противоположном, туда, где тихо и никого нет. Улочка, выбранная им, извиваясь, спускалась к реке, но переходить мост Ларри не стал, а сел на бордюрный камень и стал смотреть на дома, деревья и людей. Дома на обоих берегах были маленькие, крытые черепицей или железом, одноэтажные, изредка двухэтажные, ничего более высокого Ларри не видел, если не считать красного кирпичного здания школы и кирхи вдали. Деревья, распустившиеся не так давно, стояли как в нежно-зеленом тумане, а по дворам доцветали яблони. Со стороны ярмарки люди шли понемногу, в сторону ярмарки не шел никто. Потом Ларри заметил старика. Старик шел с того берега по мосту, потом стал подниматься по улице вверх. Около Ларри он остановился. Красивый породистый старик с коротким седым ежиком, с тростью, на которую он опирался, кажется, не для поддержания себя в положении прямостояния, а выполняя некий ритуал попрания праха земного.

– Все сидите? – спросил он Ларри.

– Сижу, – сказал Ларри, ничуть не удивленный таким вопросом.

– Без работы?

– Видимо, так, – сказал Ларри.

– Что значит «видимо»?

– Наобещали.

– Ясно. Машину водите?

– Да.

– Грузовик с прицепом?

– Да.

– До войны кем были?

– Гимназистом.

– А на войне?

– Морская пехота, потом штрафбат.

– Вы мне подходите, – сказал старик. – Вот вам моя карточка, позвоните утром.

Он протянул Ларри кусочек газеты. Это была позавчерашняя местная газета, и по иронии ситуации как раз на этом оторванном клочке были слова: ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ стрел… и чуть ниже: СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕ…

– Штрафбаты – это единственное, в чем еще оставалось хоть немного истинного гиперборейского духа, – сказал старик. – На этой войне наш народ испустил свой гиперборейский дух, но последним его испустили штрафбаты.

– Это точно, – сказал Ларри. Он помнил, как к концу войны в штрафбаты сгоняли кого попало и за что угодно: за отросшие волосы, за вшей, за татуировку, за анекдоты, за… Там Ларри и познакомился с Ником. Потом они вместе дезертировали – накануне заведомо безнадежного наступления.

– Меня вышвырнули из армии, – сказал старик. – Пока шла война, я был им нужен, а как война закончилась, меня вышвырнули. Я им не нужен в мирное время.

– И я им не нужен в мирное время, – сказал Ларри. – Я и себе-то не нужен в мирное время. Страшно обидно получается – уникальный талант, а в мирное время не нужен. А если нужен, то на всякие гадости. Следовательно, война – это тоже гадость, но какая-то общепринятая.

– Да, – сказал старик. – Учтите – когда войны нет, пропадает надобность в воинской доблести, и все мужчины превращаются в хлюпиков. И женщины рожают от них еще больших хлюпиков. Без войн человечество вырождается. Поэтому победители всегда насилуют женщин побежденного народа – чтобы улучшить породу. Природа мудра, и природа не позволит нам перестать воевать.

– Не слушайте вы его, – сказала Ларри какая-то подошедшая женщина. – Он сумасшедший. Пойдемте домой, генерал. Эмма опять потеряет вас.

– Значит, договорились, – сказал старик. – Завтра вы звоните мне. Такие люди нужны нации.

– Конечно, – сказал Ларри.

Старик ушел, ведомый под локоть дамой. Ларри сидел и смотрел им вслед. Какая жалость, подумал он. А то действительно бы – шофером на дальние рейсы, день и ночь за рулем, дорога навстречу, люди и машины, Козак рядом, это обязательно, чтобы Козак был рядом… Эта картина прокрутилась перед глазами так ярко, что он даже почувствовал запах горячего мотора и дорожной пыли и услышал шлепки разбивающейся о стекло саранчи… Надо было двигаться к «Аттракциону», было уже без пятнадцати пять. Когда Ларри обогнул отель и вышел на рыночную площадь, он понял, что что-то случилось.

Народ толпился неподалеку от «Аттракциона», и там же стояли две полицейские машины. Ларри подошел поближе. Несколько полицейских разгоняли толпу, кричали: «Расходитесь, расходитесь, господа, не мешайте расследованию!» Им удалось освободить от людей круг метров двадцать в диаметре. Посередине круга лежал на земле человек, и, хотя он лежал лицом вниз, Ларри сразу понял: это был Ник. Рядом с ним стояли полицейский офицер, жандармский офицер и двое из оккупационной администрации. Полицейского офицера Ларри знал. Он протиснулся к нему, сказал, что, кажется, знал погибшего и просит разрешить произвести опознание. Офицер пристально посмотрел на Ларри и разрешил. Ларри подошел к трупу, наклонился, потрогал голову. Это, конечно, был именно Ник – Ник, убитый выстрелами в спину и затылок. Пуля прошла через глазницу, и вместо глаза пузырем выпирал черно-багровый сгусток.

– Слушаю вас, – сказал полицейский офицер.

– Это Николас Алан Кинтана, рождения тысяча девятьсот двадцать шестого года. Места постоянного жительства и рода занятий не знаю. Видел его сегодня три часа тому назад.

– Откуда вы его знаете? – спросил офицер.

– Были вместе на фронте. Потом изредка встречались. Если не считать сегодняшнего дня, то последний раз года два назад.

– А что было сегодня?

– Да ничего не было. Он пришел ко мне после выступления, хотел о чем-то поговорить, но я был выжат как лимон. Он побыл немного со мной и ушел. Немного, кажется, обиделся. Но я ничего не мог – ни говорить толком, ничего…

– Но о чем-то он говорил?

– Нет. Он понял, что я гиббон гиббоном, ну и… Он хотел зайти завтра вечером.

– Зайти? Откуда?

– Он не сказал, где остановился.

– Какие у вас были с ним отношения?

– Приятельские. Не слишком тесные, но хорошие.

– Почему, вы думаете, он пошел к вам снова?

– А он шел ко мне?

– Уверен в этом. Он вышел из отеля и очень быстро, почти бегом, направился сюда. И какой-то мотоциклист подъехал к нему сзади и выстрелил. Так почему он шел к вам?

– Не знаю. Он не собирался сегодня. Мотоциклиста поймали?

– Где там… Чем он, по-вашему, занимался?

– Два года назад он начинал заниматься журналистикой. А что он делает сейчас… делал… извините.

– Новая мода – журналистов убивать… Хорошо хоть, что не полицейских.

– Убивать полицейских – это мода будущего сезона, – сказал Ларри.

– Не надо так шутить, – сказал офицер.

– Я не шучу, – сказал Ларри. – Я прогнозирую.

– Вы серьезно?

– Боюсь, что да.

– А где вы были сами с четырех до половины пятого?

– Гулял, – сказал Ларри. – Но алиби у меня есть.

– Я вас не подозреваю.

– Спасибо.

Офицер посмотрел на Ларри и еле заметно усмехнулся.

– Вы оказали помощь следствию, – сказал он. – Благодарю вас.