Константин Образцов - Единая теория всего

– Там у меня такой парень, Сема, он за рулем – сам Нельсон Пике [14] Нельсон Пике – бразильский автогонщик, трехкратный чемпион мира в классе «Формула-1» в 1981, 1983 и 1987 годах. , – сообщил Зубровин. – Никого не упустит.

Местные оперативники на правах хозяев земли выдвинулись в передовой дозор: майор, под видом подгулявшего ханыги, – на лавочку напротив пивного ларька, Миша и Саша в образе романтически настроенной пары – в парадную рядом с автомобилем подозреваемых, откуда должны были вести наблюдение из окна лестничной клетки. Васю Ишкова я отправил в короткую галерею между домами рядом с жуткой парадной, где располагалась квартира для командированных робототехников. Остальные ждали сигнала в машинах.

– Как только они выйдут, фиксируем направление движения и скрытно выдвигаемся следом. Основная группа задержания: я, Бодровы, Шамранский, Куница, Миша и Саша. Отари с Зубровиным остаются контролировать их автомобиль, Рома и Игорь – в наших машинах на случай, если мы допустим прорыв. Не представляю, как такое возможно, но лучше перестраховаться.

Мы поставили автомобили по двум сторонам от въезда во двор, разошлись и стали ждать. Ожидание скрашивал в основном Куница:

– Товарищ капитан, а если они уезжать соберутся?

– Возьмем на выезде из двора.

– А если так и будут сидеть, никуда не поедут и не пойдут, мы что, тоже всю ночь их караулить будем?

– Да, сколько понадобится.

– Товарищ капитан, вот странно, что среди «вежливых» женщина, да?

– У местного угрозыска тоже Саша.

– Да вот я и говорю, странно.

Через полчаса по рации нам сообщили, что для помощи на случай непредвиденных ситуаций прибыли два экипажа ППС, скрытно занявших позиции на Красной улице и на набережной рядом с площадью Труда. Еще через сорок минут Макаров вышел на связь и сказал, что все оперативные службы города приведены в состояние повышенной готовности. Ну а вот теперь еще выясняется, что в оперативный центр прибыл сам начальник уголовного розыска Ленинграда, чтобы лично следить за ходом операции. Немного подождем, и дойдет до самого начальника ГУВД.

Но до генерал-майора дело дойти не успело.

Ожила рация, и сквозь шипение помех послышался спокойный голос Саши:

– У нас движение.

И через секунду:

– Вышли из машины, направляются в сторону «робототехников». Вася, внимание!

– Есть внимание.

Я быстро переключил канал и произнес скороговоркой, уже распахивая дверцу автомобиля:

– Товарищ полковник, начинаем операцию! Повторяю, начинаем операцию!

Макаров что-то сказал в ответ, но я его уже не услышал.

Мы выскочили из машин и устремились вперед быстрым шагом, почти сразу же перейдя на ровный бег, словно атакующий взвод. С лавочки напротив ларька поднимался Зубровин, поправляя кобуру под расстегнутым пиджаком, с ним поравнялся Гвичия, и они направились к «семерке», блестевшей в ночном свете, как драгоценный агат. Ухнула дверь, из парадной выскочили Миша и Саша и присоединились к нам. Темные подворотни гулким эхом откликнулись на топот наших шагов. Ритмично дышали Бодровы, пыхтел где-то сзади Куница, Цезарь азартно сипел, роняя слюни и натягивая поводок. Мы пробежали через дворы и свернули направо. В окне галереи за пыльным стеклом маячила бледная физиономия Васи Ишкова: он беззвучно, точно рыба в аквариуме, раскрывал рот и показывал пальцем на двери парадной.

– Саша, Миша – внизу, страхуете, Бодровы – вперед, Шамранский – вторым, Куница – замыкаешь.

Мы протиснулись через покосившуюся дверь в теплый смрадный сумрак парадной. Наверху неразборчиво что-то бубнил мужской бас, а потом донесся мощный удар и треск безжалостно сломанной дверной притолоки. Мы взлетели на третий этаж и на мгновение остановились. Я высунулся из-за спин замерших Бодровых и одним взглядом окинул открывшуюся мизансцену: дверь квартиры выбита внутрь, щепки торчат из косяка на месте вылетевших петель, «американец» держит за горло тоненькую рыжую девушку с большими голубыми глазами, из-за плеча которой выглядывает Савва Ильинский с удивительным для ситуации выражением спокойного любопытства на лице. «Артистка» стояла на узкой лестничной клетке, развернувшись вполоборота к дверям, но, услышав наши шаги, обернулась. На ней было бордовое платье и крупные красные бусы на шее. Она весело подмигнула мне как старому знакомому и сказала:

– Привет!

– Стоять, милиция! – заорал я.

Братья Бодровы с ревом рванули вперед. Шамранский едва не упал, увлекаемый бросившимся в атаку оскалившимся Цезарем. Я выхватил пистолет, сзади что-то заголосил Куница, рыжая девица ловко вывернулась из рук «американца», а «артистка» подняла палец к губам, сложила их, как для поцелуя, и притронулась другой рукой к бусам за мгновение до того, как Бодровы должны были сокрушить и ее, и ее напарника, и девушку, и Ильинского, и остатки двери. Я успел увидеть Цезаря, вырвавшего наконец поводок из рук Шамранского и распластавшегося в хищном прыжке, а потом на площадке вдруг словно мгновенно надулся и лопнул огромный зеленоватый пузырь.

Обрушилась тьма. Лампочка под потолком взорвалась с треском. В ушах зазвенело, как если бы включился тонкий, противный зуммер. На секунду я ослеп и оглох, а когда снова обрел возможность слышать, в квартире что-то трещало и билось с фарфоровым звоном, а скатившийся кубарем по лестнице лейтенант Куница катался по узкой грязной площадке этажом ниже, истошно крича:

– Горю! Горю! Горю!

В непроницаемом мраке по железным прутьям перил пробегали синеватые холодные огоньки. В воздухе резко пахло озоном. Кожу кололи мурашки, волосы встали дыбом и чуть потрескивали, как если бы их долго причесывали пластмассовым гребнем. Снизу раздались выстрелы: один, другой, третий. Я одним прыжком миновал лестничный марш, едва не наступил на забившегося в угол Куницу и бросился вниз. У разлетевшейся в деревянную рухлядь двери лежал Миша, обеими руками зажимая рану в ноге ниже колена, а рядом с пистолетом в руке стояла Саша. Вид у нее был растерянный и испуганный.

– Где?! – рявкнул я.

Она показала на темный зев подворотни.

– За мной!

В окне галереи я успел заметить Ишкова: он застыл, обратив взор вдаль, и лицо у него было бесстрастным, как у восковой куклы.

Подворотня встретила какой-то абсолютной, почти осязаемой чернотой, но удивиться я не успел, потому что через секунду мы уже пробежали ее насквозь и выскочили во двор-колодец. Я огляделся. Это было не то место, которое мы миновали буквально минуту назад: незнакомые стены, неровные ряды кривых окон, низкие арки по обе стороны, за одной из которых клубилась недобрая тьма, а за другой маячили на пустынной неживой улице красноватые фонари. Я выхватил рацию и нажал кнопку. Ни звука. Связь умерла, рация превратилась в кирпич бесполезного железа.