Георгий Мартынов - Сто одиннадцатый

Пример оказался заразительным. Один за другим пассажиры разошлись по своим местам, никто не решился произнести слово «хулиганство», наоборот, все испытывали неловкость. Весь вагон знал, что пожилой пассажир – директор крупного завода, а молодой – врач из Латвии. К тому же хорошо видно, что оба совершенно трезвы.

«Видимо, свист донёсся снаружи, – думал каждый. – И чего мы на них набросились?»

Проводник тоже не решился ничего сказать. Он только заглянул зачем-то в купе и спросил скорее всего для очистки совести:

– Что же это все-таки могло так засвистеть?

– Это вас надо спросить! – Директор завода все ещё не мог успокоиться. – Это вы должны знать, что может свистеть в вашем вагоне. Черт знает что такое! «Это ему не стадион!» А, как вам нравится? Я и на стадионе никогда не свистел. Тоже нашли мальчишку!

– Мне кажется, вы напрасно сердитесь, – спокойно и рассудительно сказал врач. – На нас подумали вполне естественно. Так и должно было случиться. Что ещё можно было подумать? Скажите-ка лучше, – обратился он к проводнику, – в котором часу моя станция?

– В десять двадцать. Чаю принести?

– Да, принесите, пожалуйста!

– И мне, – уже спокойно сказал директор.

Проводник ушёл. Рассуждения молодого врача окончательно убедили его, что свист донёсся снаружи.

Инцидент был исчерпан.

– Ну а вы сами, доктор! Что думаете об этом? Что это был за звук?

– Понятия не имею! И ведь раздался-то он не за окном, а именно здесь, у нас в купе. Иначе он не был бы столь оглушителен. Вот ведь что странно!

– Да, действительно!

Несколько минут оба молчали.

Внезапно директор вздрогнул и беспокойно оглянулся. На его полном лице появилось выражение тревоги и недоумения.

– Послушайте, – сказал он, зачем-то понижая голос до шёпота, – вам не кажется, что тут кто-то есть, кроме нас двоих?

– Где же? – удивился врач. Он показал рукой. «Сами видите, – говорил этот жест, – спрятаться тут негде. Никого нет».

– Не знаю, не знаю! Но мне определённо кажется. Я даже слышу какие-то звуки, не то дыхание, не то… не знаю! Очень тихие! Да вы прислушайтесь!

– Не пытайтесь меня уверить, что у вас галлюцинация слуха, – улыбнулся врач. – Никаких звуков нет! Даже из соседних купе. И, кроме нас, здесь никого быть не может!

– Вы правы, конечно! Этот свист так подействовал на нервы.

– Ну конечно!

Постучав, вошёл проводник. Поставив на столик стаканы и положив рядом пакетики с сахаром, он молча удалился.

– Перед самым этим проклятым свистом, – сказал директор, – я хотел вам сказать, доктор, что попасть в Н…ск быстрее и проще не из города, где вы хотите сойти с поезда, а со станции Озёрная. Можете мне поверить, я хорошо знаю эти места, бывал здесь. И Н…ск знаю. Скучный городок! И что вас потянуло сюда, да ещё от моря?

– Как раз это самое. Мне надо несколько лет пожить в континентальном климате. А Сибирь – чего уж лучше!

– А, ну это другое дело! Летом Н…ск довольно живописен. Много зелени. Да, так вот, от Озёрной до Н…ска всего полчаса пути на автобусе. Они часто ходят. А от областного города будете трястись почти два часа.

– А когда мы будем в этой Озёрной?

– На два часа раньше. В восемь двадцать. Так что вы экономите не меньше чем три, три с половиной часа.

– Спасибо! – сказал врач. – Воспользуюсь вашим советом. Тем более, что в субботу в областном центре мне нечего делать. Учреждения не работают. Так и так придётся туда съездить в понедельник.

– На всякий случай справьтесь у проводника.

– Откуда ему знать, я больше вам верю. Да мне, помню, говорили, что проехать можно ближе.

Ничто не изменилось.

Те же пятеро серебристых операторов, в тех же «креслах», перед тем же пультом, что и в момент старта Норит сто одиннадцать.

Те же светящиеся растения за прозрачной стеной и то же звёздное небо. И далеко-далеко тот же бледно-жёлтый диск.

Там, возле него, неведомая планета, где сейчас находится Норит сто одиннадцать, если только он не погиб сразу же. Что там, на планете, никто не знает!

В помещении пульта включены все двенадцать сферических экранов. На всех, кроме одного – прямо напротив середины пульта, – огромные залы, заполненные до отказа. Это учёные, крупнейшие инженеры, руководители административных центров.

Пятеро операторов знают: там, в этих залах, на экранах видны они сами.

По всей планете (она не вращается вокруг оси, и время на ней повсюду одно и то же) все ждут…

Возле пульта воздух сух и тёпел. Этого требуют приборы. Долго оставаться здесь трудно. И поочерёдно, то один, то другой, серебристые операторы покидают кресла и на триста – четыреста секади исчезают в бассейне.

Никто ведь не знает, сколько придётся ждать…

Но пока не выяснится судьба Норит сто одиннадцать, никто не покинет своего места. И пока не выяснится, что происходит на неведомой планете, нельзя приступать к работе.

Летят секади… В такие моменты кажется, что они очень длинны.

Близится утро!

Три поколения уже плохо понимают это слово, его первоначальный смысл. Для всех, живущих сейчас, утро – это только определённое время (одинаковое для всех), когда сон сменяется бодрствованием, и только! Вокруг ничего не меняется!

Планета ждёт…

Вензот, руководящий экспериментом, видит перед собой маленький кружок прибора, стрелка которого неподвижно замерла на точке, означающей конец видимого и осязаемого мира. За этой точкой неведомое, которым научились пользоваться учёные, но до конца осознать которое не в силах никто.

За точкой лежит безграничная и одновременно не имеющая протяжённости сфера, охватывающая собой всю Вселенную, не имеющая никакого радиуса, вечно существующая и не имеющая временного существования…

Стрелка неподвижна!

С расстояния, которое почти невозможно себе представить (расстояния в этом, привычном, мире, а не в том, где нет никаких расстояний), стрелку заставит шевельнуться сам Норит сто одиннадцать. И этого мгновения нельзя пропустить. Правда, имеется звуковой сигнал, но Вензот не спускает глаз со стрелки. А когда он удаляется в бассейн, за ней следят другие четверо серебристых.

Планета ждёт… Пятеро операторов ждут напряжённее всех.

И все же отрывистый звонкий щёлк сигнала раздаётся неожиданно!

Стрелка вздрагивает и чуть заметно отходит от прежней точки. И сразу… исчезает!

Мгновенно повёрнуты нужные тумблеры. По всей планете, на всех экранах одновременно появляется…

Вензот и его коллегам кажется, что они ясно слышат изумлённое восклицание, вырвавшееся одновременно у многих миллионов!

Кроме их самих – пяти операторов.