Фарид Джасим - Окно в Энцелад

– Э-э… – Макс опешил, замялся, затем выдавил: – Добрый день, простите, но мне необходимо поговорить со следователем Кравченко, он сказал, чтобы я перезвонил в среду в обед.

На том конце повисла тишина. Молчали несколько секунд, затем голос сказал:

– А-а… по какому вопросу?

Макс нахмурился, хотел было поинтересоваться, с какой стати она отвечает за Кравченко, но решил не нарываться и просто объяснил:

– Я должен был получить обратно мою флешку… точнее, она моего брата… э-э… покойного брата. Кравченко забрал ее и сказал, что проверит и чтобы я в среду…

– Ах, флешку, – протянула Никодимова, и голос ее приобрел печальные нотки: – Вы Максим Смолов?

– Да, он самый!

Собеседница помолчала, потом скорбно проговорила:

– Николай Петрович погиб вчера…

– Что?!

– Как раз занимался делом лаборатории Института мозга, – продолжала Никодимова, словно не услышала восклицания, – в том числе работал с данными на флешке Александра Смолова, и вот…

У Макса похолодело внутри, в горле встал комок. Сглотнув, он выдавил:

– А… кхем… а что случилось-то?

– Нелепый случай, – ее голос дрогнул, – у нас в кабинете совсем недавно вымыли полы, было скользко, вот он и поскользнулся, когда торопился к своему компьютеру, и прямо на металлические картотечные шкафы, виском об угол.

– Блин!

– Скончался на месте. С флешкой в руках.

– Б-блин… – повторил Макс, не веря своим ушам; казалось, его троллят. – Ужас просто!

– Да, – вздохнула Никодимова, – такие дела.

– Соболезную. – Макс кашлянул. – Так что насчет моей флешки? Я могу ее забрать?

– Разумеется! Как только новый следователь примет дела покойного Кравченко, мы вас известим. Оставьте, пожалуйста, ваши контактные данные.

– А скоро это будет?

– Не знаю, – в голосе Никодимовой послышалось нетерпение, – на следующей неделе совещание, тогда и решат, наверное. Так что, оставляете данные?

Макс продиктовал номер своего телефона и распрощался. Побарабанив в задумчивости пальцами по столу, встал и подошел к окну, выглянул во двор.

В душе леденела пустота. На улице было ветрено, солнце то и дело пряталось за проплывающими по небу облаками, будто играло с людьми в прятки. Мысли бежали вскачь, перепрыгивая через барьеры логики и здравого смысла. Макс никогда в темные силы не верил, да и вообще был далек от всего потустороннего, но теперь, после того, что услышал и узнал, никак не мог избавиться от ощущения, что на флешку (или на ее содержимое?) наложено проклятье. Звучит, конечно, нелепо, смехотворно и напоминает дешевые ужастики, но в то же время думать о происшедших событиях, как о случайных совпадениях, тоже не получалось. Теперь он сомневался, что хочет как можно скорее получить флешку обратно. Мелькнула абсурдная мысль отмолить накопитель в церкви, когда его вернут. Но в следующую секунду он обсмеял собственную идею, даже стало стыдно. Несмотря на то что в душу медленно проползали ледяные щупальца страха, он знал, что любопытство не даст ему отступить.

Интересно, что об этом скажет Никита? Поржет, наверное, и отплюется. Решив не позориться, Макс отбросил тревожные мысли о сверхъестественном и отправился в кухню готовить себе ленч.

Кроме утреннего «ок», Снежана больше ничего не написала. Звонков от нее тоже не поступало. Макс решил проявить сдержанность, подождать и попробовать связаться ней завтра. А сегодня набрал Тамару и справился, как у нее дела и состоялось ли вскрытие. Невестка рассказала, что слегла с нервным истощением и депрессией, но родители – как ее, так и Сашины – помогают, а мама даже временно переехала к ней на квартиру, чтобы позаботиться о внучке, пока Тамара отходит от стресса. Макс предложил свою помощь, но она вежливо отказалась, заявив, что получает все необходимое. Затем сообщила, что похороны назначены на воскресенье в три часа, сбор без четверти у морга. Макс, естественно, пообещал явиться в срок. Под конец разговора осведомился об окончательном заключении патологоанатомов. Тамара рассказала, что врачи подтвердили предварительный диагноз внезапной аритмической смерти, обнаружив при вскрытии следы фибрилляции желудочков и желудочковой тахикардии. Что конкретно это означает, она не поняла (Макс не понял тоже), но таково было заключение врачей. Хоть оно и звучало странно с учетом здорового образа жизни Александра, но не принимать его не было никаких оснований, тем более что вскрытие все же провели, а значит, это – точные данные, а не предположения. Со словами: «До встречи в воскресенье!» Макс повесил трубку и отправился в душ.

Вечером улегся в постель в мрачном настроении. Как всегда, включил телик и тупо уставился в экран, для чтения книг не доставало подходящего настроения. Хотелось скоротать оставшиеся пару часов до сна, поскорее провалиться в забытье, чтобы наконец наступило завтра, – и позвонить Снежане.

В новостях не сказали ничего примечательного, кроме короткого интервью с тремя незадачливыми туристами, пропавшими и нашедшимися в Хакассии. Они подтвердили, что чувствуют себя превосходно и ни в какой помощи не нуждаются, а также поведали о своих планах продолжить путешествие по России и посетить достопримечательности в Санкт-Петербурге и Москве. Корреспондент велела им беречь себя, пожелала удачного пути и попрощалась с телезрителями.

Макс хмыкнул и покачал головой. И чего людям дома не сидится?

Страшно. Больно. Удары сыплются один за другим, обожженная спина горит огнем, в носу вонь расплавленной канифоли. Несколько пар рук держат крепко, заламывают локти до хруста в суставах. Удары, удары, удары. Дикий хохот, чей-то голос предлагает «пожарить яичницу», в ответ веселое нетерпеливое поддакивание. С него стаскивают штаны, раздвигают ему ноги. На каждую попытку вырваться – удар сильнее обычного. Что-то твердое, металлическое, бьет по подбородку, громко клацают зубы. Выкрик: «Давай, начинай!»

Чья-то ладонь дает оплеуху, шлепает по правой щеке, и это – словно последняя капля, а затем затмение, и мир меркнет, тонет в темной воде, но выныривает миг спустя совсем другим…

Макс проснулся от собственного крика, сел в постели, с опаской огляделся вокруг. По комнате ходили тени, слышались шорохи и вздохи, в темных углах мерцали огоньки. Он зажмурился, помотал головой, зажал ладонями уши. Затем медленно приоткрыл глаза. Спальня постепенно возвращала свой естественный вид, будто тоже просыпалась ото сна: тени исчезали, огни гасли, звуки затихали.

Макс взял в руки телефон, посмотрел на экран – без четверти четыре. За окном светало, но до восхода еще оставалось больше часа. Он рухнул на подушку, тяжело дыша. Перед внутренним взором по-прежнему плыли воспоминания и жгли мозг яростным огнем. Сон, явь – все едино. Чтобы хоть как-то отвлечься, Макс открыл на телефоне альбом с фотографиями Снежаны и принялся листать. На душе потеплело, ужас стал понемногу отступать обратно в глубины разума, словно кромка воды при отливе.