Фарид Джасим - Окно в Энцелад

– Доброе утро, – начал он, как только услышал на том конце басовитое «слушаю», – вы позвонили в фирму «Цифровая скорая», приношу извинения, что не смог вовремя принять звонок, но…

– Максим Смолов, это вы? – оборвал поток вежливых речей голос.

– Да, а вы?..

– Не узнали? – то ли спросил, то ли констатировал мужчина. Судя по едва слышному причмокиванию, он что-то ел. – Это я, Антон Володарский.

О, на ловца и зверь, промелькнуло у Макса.

– Антон, здравствуйте, – обрадовался он, – как хорошо, что позвонили, я собирался разыскивать вас.

– По какому поводу?

– Ну… насчет вещей Саши.

– Именно, – Володарский вздохнул, что-то проглотил и сказал: – И я по тому же поводу. Но для начала примите мои искренние соболезнования и передавайте их Тамаре: сам я никак не дозвонюсь до нее.

– Она себя неважно чувствует из-за всего, – объяснил Макс, – просила меня заехать за вещами. Много вещей-то?

– Да нет, небольшая коробка… В основном его личное: чашка, фотографии, мягкие туфли и еще всякая мелочовка. Ну и его флешка. Там Александр сохранил свою работу, которую только что завершил… – Володарский помолчал, пожевал, сглотнул, потом вдруг заговорил с придыханием, даже неким благоговением: – Нет, не просто работу. То, что он открыл в результате долгой серии экспериментов, можно без всякого преувеличения назвать настоящим прорывом в нейробиологии, да и во многих других науках. Физик Штейн, наш консультант, считает так же. Его открытие просто невероятно…

– А… над чем он работал? – полюбопытствовал Макс, немного сбитый с толку неожиданной сменой темы.

– О, название вам, наверное, мало что скажет. Официально звучит так: «Сейд-излучение височной медиальной извилины правого полушария при деполяризации нейронов».

Макс хмыкнул и покачал головой, будто собеседник мог это видеть, потом сказал:

– И правда, говорит мало что.

– Но, господи, к каким выводам он пришел! – воскликнул ученый. – Нечто из ряда вон. Поразительно, смело! Обыватели встанут на уши, а пресса изойдет на говно и воду, когда узнают. Да и научное сообщество вряд ли сразу это примет, зато потом…

– Ну да, да, – промямлил Макс, не зная, как прокомментировать то, о чем не имел ни малейшего представления, – мой брат был настоящим гением.

– Бесспорно! Он собирался представить свое открытие на конференции. Это был бы скандал, настоящий скандал.

– Теперь о его открытии не узнают на конференции? – расстроился Макс.

– Трудно сказать, нам многое предстоит изменить в графике и содержании встреч в связи со скоропостижной кончиной вашего брата, да и определиться с авторскими правами, регистрациями и прочим. Боюсь, мы не успеем, ведь конференция начинается уже в среду. Поэтому Сергей Анатольевич, наш научрук, склоняется к тому, чтобы пока придержать работу Александра – утрясти все формальности, а осенью представить ее в Берлине на съезде нейробиологов. От имени покойного Смолова, разумеется.

Володарский опять принялся чавкать и шумно сглатывать. Макс молчал, ждал. Наконец ученый продолжил:

– Так что заберите и флешку тоже, я только скопирую файлы обратно на институтский компьютер.

– Обратно на компьютер? – удивился Макс.

– Да. У нас, знаете ли, неожиданная смерть Александра оказалась не единственным происшествием в лаборатории. В институтские сервера проник вирус, который вчера вечером парализовал работу всех внутренних сетей. Потому сегодня я здесь: айтишники сделали свое дело и очистили систему, так что я теперь восстанавливаю резервные файлы – перекидываю их с внешних устройств и накопителей в общую базу. Как откопирую работу Смолова, флешка ваша.

– Ясно. Когда могу приехать?

– Я в лаборатории до трех. Охрану предупрежу о вашем приходе. Адрес знаете?

– Да. Всего доброго!

Макс отключился и, бросив телефон на кровать, озадаченно покачал головой. От разговоров о покойном брате защипало в глазах и набежала тоска. К ней примешалась гордость за близкого человека, который добился столь выдающихся успехов, что коллеги говорят о нем с восхищением и глубоким уважением.

Молодец Сашка, всегда был способным, на шаг впереди остальных.

Четверть часа спустя Макс вел машину, петляя по питерским проспектам и приближаясь к улице Академика Павлова, где располагался Институт мозга человека. Пока ехал, поглядывал то и дело на экран бортового компьютера, подключенного по блютусу к телефону. Сегодня воскресенье, и ожидать весточки от Снежаны не имело смысла, но все же поделать с собой он ничего не мог. Не то чтобы услышать ее голос, нет, – хотя бы прочесть пару строк было бы лучиком света в темном царстве стрессов и дурных вестей. Но телефон безмолвствовал, следуя заведенным правилам их запретного романа длиною почти в год.

Макс хмурил брови и жевал губы, размышляя о том, что Никита не стал бы, по его собственному выражению, «париться» и спокойно «забил бы и на баб, и на весь сраный негатив». Вот кому легко – шагает по жизни танцующей походкой. А у меня, думал Макс, – как в известной песне, «покой нам только снится». Хотя покоя нет и во сне, черт бы его побрал.

Кирпичное здание института выросло из-за поворота почти сразу, как только бордовая мазда свернула с Кантемировского моста. Макс занял ближайший к зданию парковочный «карман», благо в воскресенье мест имелось предостаточно. Заперев автомобиль и захватив с собой рюкзак, направился к служебному входу.

В институте царили безмолвие и пустота, шаги отдавались гулким эхом в безлюдных коридорах, хоть хоррор снимай. Не считая охранника у входа, Максу не повстречалось ни единого человека. Оно и понятно: кому охота заседать на работе в такой прекрасный летний (да еще выходной!) день. Указатели привели его к дверям лаборатории, на которых висел список работников. Смолов А. С. по-прежнему значился в их числе. Макс постучал, прислушался – тишина. Постучал еще – никакого ответа. Тогда открыл дверь.

Стены, выложенные светло-голубым кафелем, отражали свет потолочных ламп. Помещение занимали столы с медицинским оборудованием и компьютерами, вдоль стен тянулись ряды шкафов, маркированных всеми буквами алфавита в сочетании с цифрами. У дальней стены Макс приметил белую дверь, разглядел на табличке надпись «Заведующий лабораторией». Он осмотрелся по сторонам и не увидел ни одной живой души. Петляя между столами, прошел к двери и постучал. Никакого ответа. Макс скрежетнул несмазанной ручкой, переступил порог кабинета и замер, с ужасом глядя прямо перед собой.

Он узнал Володарского по пышной вихрастой шевелюре. Тот сидел на стуле, положив голову на письменный стол, в углу которого стоял монитор и лежала клавиатура компьютера. Системник тихо гудел на подвеске у самого пола. Руки ассистента покоились на столешнице, будто человек устал и прилег поспать прямо на рабочем месте. На столе стояла широкая тарелка с гроздью винограда, пара ягод валялись рядом с нею, еще несколько Макс заметил на полу. Он обошел стол и заглянул Володарскому в лицо, невольно отпрянул.